только волосы, чтобы полотенце слегка впитало воду.
Кейт изучала свое обнаженное тело в зеркале, укрепленном на внутренней стороне двери ванной, стоя перед ним в полный рост. Запотевшее стекло размывало ее образ, но, когда она повернулась боком, чтобы посмотреть на себя с иного ракурса, она вздохнула – не в отчаянии, но в откровенно печальном смирении.
Груди, налитые с тех пор, как половое созревание их «приподняло», начали увядать, а теперь вот и выпуклость живота смотрелась, как нечто обвисшее. Хотя даже несколько месяцев назад все выглядело иначе (вот и пояса ее юбок и брюк стали гораздо более тугими, что подтверждало ее предположение!). Но ноги у нее были по-прежнему хороши, разве что стали чуть тяжелее в бедрах. В целом, для женщины сорока пяти лет, она была в очень хорошем состоянии, пусть даже волосам ее, сейчас влажно-темным, требовалась помощь краски, чтобы замаскировать вторжение седых нитей.
Скользнув в свой роскошный белый халат, Кейт вышла из ванной, намереваясь высушить волосы феном, пока они не стали слишком «тощими» для придания формы, но решила, что нуждается в заранее приготовленной выпивке перед приходом своего сотрапезника. Она приняла приглашение Саймона, понимая, что это будет просто обед в честь возобновления старинной дружбы. Если Саймон ожидал большего, то откровенно заблуждался: она уже не была молодой и капризной, не была и пожилой и отчаянной. В ее жизни были другие мужчины, но никого особенного, никого, с кем бы ей хотелось стареть, стареть и состариться…
В свое время она, безусловно, рассматривала Дэвида и их, возможно, общие планы на будущее. Даже несмотря на то, что была старше его. Однако это было давно, и с тех пор они двигались по жизни индивидуальными дорогами – их связь сохранялась только благодаря Институту. Иногда она сожалела, что не отнеслась к нему серьезнее. Она, конечно, пыталась, но всегда возвращалась к истинной сути ситуации: в сущности, Дэвид Эш был одиночкой и, по всей вероятности, таким и останется. С годами жесткий темперамент Дэвида не смягчился, наоборот, он стал еще более отстраненным от всего человеком. Некоторые женщины могли бы посчитать это в мужчине привлекательным, проникнуться ощущением, что его задумчивость и мрачная красота каким-то образом делают его интересным, придают ему обаяние Хитклиффа[4]. Но Кейт знала, что его самодостаточность и сложный внутренний мир в конечном счете умерят их пыл и даже предстанут утомительными, если не досадными и обидными для них. В конце концов это ослабит преданность любой серьезной партнерши.
Два предыдущих расследования наложили на его психику свой отпечаток; последнее, касавшееся деревни в Чилтернских холмах под названием Слит, едва его не уничтожило. После него Дэвиду потребовалось несколько недель специального ухода и восстановительных процедур в психиатрическом отделении частной клиники в нескольких милях от Лондона, и, хотя психику ему залатали, Кейт спрашивала себя, сможет ли он когда-нибудь работать в полную силу, как прежде. И хотя «Дело о холмах» произошло два года назад, но он все еще не мог объяснить, что именно случилось в Слите.
После него, что было очевидно, главным стало годами подавляемое чувство вины, подоплека которого крылась в трагическом происшествии, случившемся, когда он был совсем еще ребенком. Он рассказал ей о нем в душещипательной беседе во время их краткого любовного сближения, что помогло ей понять его гораздо внятнее.
Оказывается, Дэвид и его старшая сестра, Джульетта, упали в реку, сильное срединное течение которой унесло Джульетту прочь. Его тоже унесло бы, если бы не отец, который прыгнул вслед за ними. Дэвида вытащили на берег, а вот Джульетта утонула – отец не смог найти ее в мутной, быстро текущей реке. И с тех пор Дэвид почему-то винил себя; может быть, он чувствовал вину, потому что был спасен, меж тем как она утонула.
За несколько лет до случая в Слите он участвовал в расследовании, касавшемся предполагаемого призрака в старинном особняке под названием Эдбрук. Он сказал Кейт, что туда вернулся призрак его сестры, Джульетты, чтобы преследовать его. И она была не одна.
Даже сейчас трудно было разобраться в этом признании Дэвида, но он вернулся из Эдбрука с коротким и глубоким порезом на щеке, а самое главное – совсем другим человеком. Всегда несколько циничный (благодаря чему он был так хорош в роли экстрасенсорного исследователя: его никогда не вводили в заблуждение фальшивые призраки или поддельные медиумы), теперь он стал еще и более сдержанным.
Когда несколько лет спустя он посетил деревушку Слит, эти глубокие разворошенные душевные раны словно бы снова вскрылись. Потребовалось некоторое время, чтобы вернуть его в реальный мир, столкнув с грани безумия.
Но она так никогда по-настоящему и не распутала весь клубок травмировавших его событий, которые произошли в Слите: странных явлений призрака, касавшихся всей деревни, но сосредоточенных на Дэвиде. Она знала, что женщина по имени Грейс Локвуд погибла, когда стены старой разрушенной усадьбы рухнули и задавили ее. Кейт догадывалась, что Грейс была для Дэвида совершенно особенной личностью, но он отказался обсуждать свои отношения с ней.
Типично для Эша: подавлять все истинные чувства, держать их в стороне, особенно от самого себя, чтобы они не сделали его еще более уязвимым.
Кейт налила себе джина с тоником и села на диван перед французским окном с видом на темные воды Темзы. Саймон заедет за ней в течение часа, но ей хотелось на какое-то время задержаться в своих мыслях. Двадцать лет назад, а может, и меньше, она бы металась, готовясь к свиданию: покрывала бы ногти на руках и на ногах лаком, выбирала бы нижнее белье (никогда не известно, как может закончиться вечер) и колготки, наносила бы макияж, сушила бы и укладывала волосы, затем отбирала бы наряды. Еще раз приняла бы ванну или залезла под душ, что заняло бы не меньше пары часов. Не слишком ли она постарела для такой суеты? Наверное, так оно и есть, ведь она спокойно сидела и пила джин.
