тысячи лет назад. «Нет разума для несобранного! — восклицает индийский поэт-философ в «Бхагават-гите». — И нет для несобранного творческой мысли…».
Баланс энергетики организма, гомеостазиса должен совмещаться с высоким уровнем физиологической организации, только так можно обеспечить работу развитого мозга, способного видеть, запоминать и анализировать информацию.
Спираль эволюционной лестницы, по мысли Ефремова, «будет широкой в основании и очень узкой в вершине». Через этот образ учёный выходит на общую закономерность развития Вселенной — борьбу с энтропией в замкнутых системах.
Итак, наша планета — гигантская лаборатория эволюции жизни. Палеонтология, изучая древнейшие организмы, способна предугадать явления пока недоступных нам других миров — так она становится «окном в космос».
…Иван Антонович не успел написать популярную книгу о любимой науке. Однако, если мы мысленно суммируем всё сделанное им, то увидим: его работа сыграла огромную роль в сегодняшнем повсеместном увлечении палеонтологией.
«Капли жизни»
«Легенда о Тайс» захватывала всё глубже. Разворачивались, оживали перед глазами страницы древней истории, как когда-то оживали картины полёта «Тантры». Мир, окружающий Тайс, приобретал объём, цвет, запах и вкус, насыщался идеями и чувствами. Осенью 1969 года Ефремова особенно захватили изыскания по древним религиям. В учении орфиков, в верхнеегипетском культе жён Иеговы, в образах трёхликой Гекаты было столько сложного, разнообразного и захватывающе интересного, что трудно было переключаться, обращаясь к текущим делам.
И вновь, как прежде, то, что представлялось писателю маленькой повестью, превращалось в масштабное полотно, воссоздающее жизнь древности во всей её полноте.
Ефремов двигался во времени, а его книги продолжали двигаться по миру. Переводчик Н. Иида сообщал, что он без сокращений перевёл на японский язык «Звёздные корабли», написанные полтора десятка лет назад, и «Туманность Андромеды» и они уже поступили в продажу. Ефремов, окунаясь в светлые воды юности, в письмах рассказывал Ииде о своём единственном посещении Японии в 1925 году, просил прислать альбомы с видами этой чудесной страны. Переводчик и друг поспешил выполнить просьбу.
Иван Антонович глубоко и искренне радовался тем дарам, которые преподносила ему жизнь — здесь и сейчас. Ценнейшие из них — творчество и общение. Это помогало преодолевать болезни, переживать сложности с публикацией «Часа Быка». Он обладал чувством юмора, в котором не было иссушающего сарказма. Однажды Ефремовы отдыхали в дачном посёлке при деревне Грязно Ленинградской области у профессора Юрия Петровича Маслаковца. Здесь же жили учёные Бышовец, Маховец и Крепе. Ефремова это сочетание фамилий неизменно приводило в шутливое расположение духа. «Вам бы сюда ещё Пружинера», — смеялся он.
Как-то Таисия Иосифовна вышла на веранду. На ступеньках сидели два профессора и серьёзно обсуждали какой-то вопрос. Иван Антонович сосредоточенно чертил схему веточкой. Женщина прислушалась и долго не могла прийти в себя: учёные вынашивали план мести агрессивному петуху. Петух был какой-то редкой породы, и Юрий Петрович, привыкший к послушанию охотничьих собак, не на шутку обиделся: как посмел он клевать своего хозяина! Было решено взять чучело глухаря, добытого на охоте, и ночью, разобрав крышу курятника, на верёвочке спустить чучело аккурат перед петухом. Узрев столь грозного доминирующего самца, петух должен был, по гипотезе профессоров, навсегда прекратить клеваться, получив на всю жизнь экзистенциальный шок и став заикой. Тася хохотала от души.
Иван Антонович был человеком, умеющим создавать удобства и продумывать мелочи быта. На даче вдовы Ферсмана, в гараже, он увидел банки из- под растворимого кофе с гвоздями. Банки были закрыты, из-под каждой крышки свисало на ниточках по одному гвоздю — чтобы не открывать банки в поисках гвоздей нужного размера. Это приспособление совершенно сразило Ефремова. Он и сам был внимателен к мелочам, но это — высший пилотаж.
А. М. Григорьев, переводчик, принятый у Ефремовых как свой человек, вспоминал: «Никогда не забуду одной нашей встречи в конце 60-х годов. Это было летом. Мы сидели в крохотной кухоньке и пили чай. Отпив чаю, мы почему-то затронули вопросы кулинарии (наверное, потому что с продуктами тогда было не ахти. Всё надо было доставать, иногда выстаивая долгие очереди). Тасенька раздумывала, что готовить на обед, и принесла поваренную книгу, о которой в те годы ходили только слухи. Это была книга Молоховец «Советы молодым хозяйкам». Она начала зачитывать вслух отрывки из книги. Услышав слова «Если вам нечем угостить…» и так далее (продолжение всем известно[310]), мы с Иваном Антоновичем начали хохотать. Остановить нас было невозможно. Каждый новый совет вызывал новые приступы хохота. А когда мы дошли до изготовления экономичных напитков бочками, пришлось чтение прекратить, иначе Ивану Антоновичу могло стать плохо с сердцем».[311]
Ефремова часто просили о помощи, причём иногда в самых неожиданных ситуациях. Однажды он учил знакомую женщину… рожать! Предыстория этого была драматической: одна знакомая, редактор, съев некачественной колбасы, заболела ботулизмом. Диагноз поставили поздно, когда нашёлся врач, сталкивавшийся с этой формой заболевания только в Западном Китае. Лечение оказалось крайне тяжёлым, организм был истощён. Тем не менее после