— И что же вы от меня хотите? Я помню приговор, вынесенный заочно в Штутгарте. Все равно повесите — так какой мне интерес?

— Ну, виселица еще не самое худшее. Есть такое государство, Ватикан, так там до сих пор возле пустого столба обновляется хворост. Поскольку то, что было сотворено в Риме по твоему приказу, Его Святейшество считает преступлением против Веры Христовой. Обычно приговоренным оказывают последнюю услугу в виде удушения — но мне доподлинно известно, что в этом было отказано двоим: Муссолини и Достлеру. Желаешь стать третьим? Кстати, как только здесь узнали о твоем пленении, к Сталину тут же прибежал посол Его Святейшества. О чем был разговор, я не знаю — но догадаться нетрудно.

— Вы все равно вольны сделать со мной все, что хотите. И конечно, не оставите мне жизнь.

— Не оставим, Генрих — приговор тебе уже вынесен, двумя высшими на земле трибуналами: в Штутгарте, и в Ватикане. Но ведь и уйти можно по- разному. Неудачником, о котором и вспомнить-то брезгливо — или последним Повелителем Мирового Зла, что тоже есть величие, хоть и черное. И о тебе будут слова в учебниках истории, написанных лет через сто. Если ты нам подыграешь.

— Два миллиарда. Не марок — долларов. Во столько я оцениваю свою жизнь.

— Генрих ты с ума сошел? Русские и так вытрясут тебя до донышка. Поверь, они это умеют делать не хуже, чем гестапо. И хотя нам бы не помешало вернуть то, что вы с Зейсс-Инквартом награбили по всей Европе — но политический вред от твоего помилования был бы куда больше.

— Бормана ведь не повесили тогда? Интересно, он сейчас в камере по соседству, или в какой-то закрытой резиденции, консультирует правительство ГДР?

— Ну, Генрих, не надо повторять сказки бульварной прессы. О прочем — не отвечу, ты извини.

— Даже закоренелые грешники имеют право на смягчение приговора.

— А это уже вопрос к святошам, однако я сомневаюсь в их милосердии, применительно к тебе. Я ведь предупреждал тебя еще тогда, не надо трогать Церковь, но ты не послушал. Теперь у тебя выбор — умереть позорно и мучительно, или с величием и безболезненно.

— Таблетка или укол, после которого я не проснусь? Не получится — по процедуре, приговоренный к виселице должен быть в сознании.

— Генрих, ну это уже детали. Просто чудо, каких высот достигла фармацевтика — есть средства, после которых ты будешь идти сам, и смотреть, и слышать, но все чувства сильно притупляются, страх и боль тоже. А есть и такие, что превратят тебя в говорящую куклу без воли, но с отличной памятью — нам бы такие, на допросы! Потому, тебе нет смысла торговаться — информацию из тебя вытянут и так, по-хорошему, или по-плохому. А вот желание сотрудничать — оценят! Кстати, в случае твоего согласия — русские ученые хотят изучить твою психику. Им интересно, как становятся мировыми злодеями. Что предусматривает длительность процесса и относительно комфортное содержание, уж никак не с киркой на заполярной каторге, где за колючкой рычат голодные сторожевые медведи. «Бесконечное следствие о твоих бесконечных преступлениях», как выразился наш общий знакомый, Смоленцев. Положим, не бесконечное — но все же, проживешь немного подольше и получше, чем если тебя сейчас отправят в пыточную, а после передадут святошам.

— И что вы хотите конкретно?

— Это уже деловой разговор, Генрих. Не буду взывать к твоему патриотизму и, боже упаси, сознательности. Я тебе предлагаю окунуть в выгребную яму истинных врагов Германии!

— Янки? Рассказывать как я вместе с ними составлял планы заговора против всего человечества?

— Ну а если это правда, Генрих? Вернее, значительная часть правды — что есть необходимое условие для самой достоверной лжи. Тебе известно, чем по замыслу янки должен быть «Асгард»?

— Тем же что у нас был «Тотенкопф».

— Не совсем так, Генрих. «Тотенкопф» все же был основан в уже победившем Рейхе. Ну а «Асгард» предполагался «движением Сопротивления», скорее уж аналогом «вервольфа» на случай будущей русской оккупации. А пока таковой нет, а машина простаивать не должна, иначе ее члены интерес потеряют — стал полным эквивалентом «эскадронов смерти», так в Латинской Америке называют банды на службе тамошнего гестапо, но занимающиеся делами столь грязными, что правительственным структурам мараться неудобно. Погромы, похищения, убийства политически неугодных лиц, которых нежелательно официально арестовывать — легче списать на уголовку, или «пропал без вести». Ну и не гнушаются банальной уголовщиной — в основном, вымогательством.

— То же самое, чем в Риме в сорок четвертом занимались «бригадо неро».

— Это хорошо, что ты понимаешь, о чем речь, Генрих. Так вот, подобия «Асгарда» с подачи американцев, существуют не только в Норвегии. Ты внимательно прочел газеты, что тебе дали? Там было, об убийстве в Париже некоего профсоюзного деятеля, члена ФКП — был похищен прямо на улице неделю назад, теперь найдено его тело, со следами пыток. И это случай далеко не единственный. А в Бельгии вообще, главой аналогичной организации является (о том не афишируется, но мы-то знаем достоверно) сам Канцлер, Леон Дегрель, бывший штурмбаннфюрер дивизии СС «Валлония». И кто составляет основную массу боевиков европейских «эскадронов смерти», ты сам догадаешься, Генрих, или тебе подсказать?

— То есть, я должен буду дать показания о нацистской сети, накрывшей всю Европу?

— Приятно иметь дело с умным человеком.

— А конкретика? Даже если я так заявлю — где факты, имена, документы?