— Книги у тебя? — сказала капитан. — Отнеси их на поезд. Какое-то время ты мне не понадобишься.
— Мне возвращаться? — «Ты же
— Разумеется. Книги понадобятся мне к ночи.
— К но?.. — Но до ночи же еще несколько часов. У него есть время! Она подарила ему много времени! Время, чтобы найти то, что он ищет в сплетениях улиц Манихики. И на этом рынке. Напхи протянула ему банкноту. Еще и деньги?
— Купишь себе обед. Считай, что это из твоей доли. — Он промямлил какую-то благодарность, но Напхи уже ушла.
«Вот я и здесь, — вяло подумал Шэм. — Среди утиля».
Рынок располагался в сводчатой галерее. Над его головой слоились людные переходы, путь в них вел по винтовым лестницам. Кругом стояли прилавки с находками из тысячелетних отложений. Везде спорили, торговались, пели и выкрикивали цены на товар, шум стоял оглушительный. В него вплетались голоса гитары и гобоя, а какая-то женщина, склонившись над чем-то вроде коробочки из кости, вслушивалась в звуки, которые та издавала.
Кто только не толпился вокруг: хорошо одетые и попрошайки, предприниматели и предпринимательницы, торговцы в ноской одежде и продажные убийцы. Рельсоходы. Книжные черви. Сановники и исследователи в одеждах своих родных мест — в богатых, странных, или попросту варварских. И, конечно, повсюду сновали сальважиры.
«Ой, знаю я, знаю», — мысленно ответил Шэм на замечания и предостережения, которыми осыпали его Воам и Трууз. Знаю, что все они любители пускать пыль в глаза. Ну и что!
Сальважиры перекидывались жаргонными словечками. Опускали и поднимали слоеные забрала шлемов, нажимали на кнопки и выступы своих защитных комбинезонов, кожаных фартуков вроде тех, что бывают у мясников, и штанов с многочисленными карманами. Их пальцы крутили и вертели всякие чудные коробочки, щупали фрагменты всякого барахла, одни из которых производили звуки и образы, другие пели, или помрачали свет, или заставляли собак выполнять команду «лежать».
Наконец любопытство Шэма победило робость.
— Что это такое? — Он показал на покореженный ржавчиной металлический клин. Торговец взглянул на него хмуро.
— Гаечный ключ, — сказал он.
— А то? — Цветной квадрат, в пятнах ржавчины, заставленный крохотными статуэтками.
— Детская игра. Так говорят ученые. Или набор для гадания.
— А вон то? — Набалдашник в виде паука, филигранно вырезанного из чего-то похожего на стекло, выстукивал ножками сложные ритмы.
— Никто не знает. — Торговец протянул Шэму кусок дерева. — Ударь.
— Э?
— Тресни хорошенько. — Торговец ухмыльнулся. Шэм наподдал по деревянному объекту. Тот, вопреки его ожиданиям, не рассыпался. Наоборот, палка согнулась и закрутилась, как отпрянувшее от боли щупальце. Шэм взял ее в руку. Она была жесткой на ощупь, хотя по форме представляла собой спираль.
— Внетерранская штуковина, да, — сказал торговец. — Высотный утиль, вот что это такое. С одной из небесных стоянок.
— Почем они? — спросил Шэм. Торговец посмотрел на него с нежностью и назвал такую цену, что Шэм тут же прихлопнул рот рукой и отвернулся. Но сразу повернулся обратно.
— Ой, а можно вас спросить… — Он оглянулся, убеждаясь, что Напхи нет поблизости. — Вы здесь детишек не видели? Семью? У них еще арка такая, знаете, как будто из утиля.
Человек посмотрел на него внимательно.
— Что ты затеял, парень? — сказал он, наконец. — Нет. Не знаю. Понятия не имею, кто они такие, и тебе не советую. — Не обращая внимания на испуг Шэма, он продолжал петь и кричать о том, что здесь продаются инструменты и гнущиеся палки и чудесный дешевый утиль.
Шэм обратился к женщине, которая торговалась с раздражительным покупателем из-за древних ординаторных микросхем; к паре мужчин, спецов по внетерранскому утилю, — их каморка была битком набита неведомыми сокровищами, странность которых буквально вызывала оторопь; к поставщику не самого утиля, но орудий для его извлечения: камней для ориентирования, измерительных приборов, очков с дальновизорами, лопат, ботинок с отвертками для бурения, воздушных насосов и масок для полного подземного погружения. За Шэмом следила группа юношей и девушек — его ровесников. Они хихикали и перешептывались, ковыряли под ногтями дурацкими маленькими ножичками. Остролицый рельсоморский офицер глянул на них, и они разбежались, но, едва он прошел, собрались вновь.
Прилавок с куклами. Старыми, из утиля. Сколько бы их ни чистили, пыль, в которой они пролежали много жизней, въелась в них навсегда: какого бы тона ни была их кожа изначально, сейчас они все были коричневыми, как при взгляде через закопченное стекло. Пропорции их тел, человеческих по сложению, чаще девчачьих или женских, вызывали большие сомнения; волосы, там, где они еще сохранились, были безнадежно спутаны. Попадались среди них гротески, чудовища. Многие были без конечностей. И все явно взывали о внимании мастера-кукольника.
