Само место показалось необычным, словно не от мира сего. Деревья совсем иные, с более тонкими стволами и чаще расположенные. Последний участок, протяжённостью в тридцать метров находился выше прежней болотистой местности на пару метров, а корни там стелились таким сплошным ковром, что напоминали грубо сделанную булыжную мостовую. За этой мостовой взору открывался плавно извивающийся поток совершенно чистой, просматриваемой до дна воды.

Судя по жестам, вода питьевая, но полная опасностей. Она текла со скоростью пешехода, хотя никаких перепадов высоты невооружённым взглядом не наблюдалось. Глубина потока – метра три, ширина – до восьми.

Гют старательно разъяснял разницу между рекой, протокой и чем-то рукотворным. И в переводе получалось, что называлось сие чудо каналом, а полоска леса с двух сторон – набережной.

По дну и по боковым стенам канала довольно шустро передвигались какие-то улитки, величиной с голову взрослого мужчины. У них неплохо получалось смещаться и против течения. Они имели своё особое название, но землянка всё равно перевела его для себя как «улитка». Вот именно они и составляли главную цель всего здешнего промысла.

Следовало удобно встать на берегу канала, медленно опустить копьё с гарпуном на глубину, примериться и быстро проткнуть одну из улиток. Затем плавно вытащить её из воды и резким движением копья стряхнуть добычу в заранее расставленные корзины. У мальца это получалось великолепно: ловко, расчётливо, с экономией усилий.

Особая инструкция касалась мер безопасности. Опекун не только руками обрисовал контуры водного хищника, но и показал чуть позже в толще воды. Так называемый лонг смотрелся трёхметровым тюленем, но с урезанной пастью крокодила. Он мог с разгона выпрыгивать на берег, а потом с помощью своих ласт резво броситься на человека. А то и во время прыжка вцепиться. Так что горе зазевавшемуся!

Лишь только громадная туша устремлялась к берегу, следовало отскочить от воды метров на десять, бросая копьё, и там прятаться за стволами. Как правило, дальше этого расстояния лонги не добирались, начинали пятиться назад. Но порой проявляли особую настойчивость, гоняясь за промысловиками на всю глубину набережной.

Улиток лонги не ели, просто плавали. Как стало понятно по вульгарным жестам малолетки, монстры устраивали в канале брачные игры.

Но не они оказались самыми опасными. И не маленькие крабы, в ладонь ребёнка, которые легко давились пяткой и которых не следовало подпускать к открытой коже. Могли вгрызаться в неё как клещи.

Худшими считались злобные рыбины, похожие на двухметровых скатов с высоким, как у акулы, хвостовым плавником. Название её звучало как «пастор», да и во всех иных смыслах этот хищник являлся пастухом. Он пас улиток. И порой пара-тройка таких скатов могла угнать всё стадо выше или ниже по течению, и тогда промысел вынужденно прекращался на несколько часов, а то и до конца дня.

Счастье, что прозрачность воды и высокий плавник пастора позволяли его заметить издали и ретироваться на всё ту же десятиметровую отметку на набережной. Иначе скат буквально взлетал из воды, падал на жертву, окутывая своим телом, и практически немедленно умерщвлял её своими ядовитыми костяными иголками на краях мантии.

Мальчик раз пять повторил строго, с нажимом:

– Лонги – у-у!.. Пастор – у-у-у-у!

После объяснений приступил непосредственно к работе. Минут за пять одна из ближних к Гюту корзин оказалась заполнена почти на две трети, тогда как Чернова, несмотря на все старания, литые мускулы и мужскую стать, не добыла ни одного трофея. И если бы не тонкая верёвка, связующая запястье и тупой конец копья, давно осталась бы без оружия.

И здесь опекун проявил ангельское терпение. Более получаса он дотошно объяснял и показывал, почему и как идёт преломление изображения в воде, что надо учитывать и куда прицеливаться. И первые два экземпляра улиток наконец-то попали в корзину новичка.

Но толком ему набить руку так и не удалось. Опекун набрал не только свои две полные корзины, но и подопечному быстро помог заполнить почти доверху солидную по объёму ёмкость. Себе потом он эту корзину и водрузил на спину, тогда как Арису подал полную, с верхом. Копья аккуратно припрятал среди наиболее густо стоящих стволов и первым двинулся в путь.

На обратном пути Гют сосредоточил внимание новичка на ориентирах вдоль тропы. И только тогда стало понятно, что, не будь зарубок на стволах, новый человек здесь заблудится на раз. Никакое чувство ориентации не поможет. И каждый раз мальчик тыкал рукой в зарубки и восклицал слово, скорей всего обозначающее «вехи».

Первые десятки метров были пройдены легко, но затем Арис Шенгаут (Чернова старалась думать о себе именно так) взопрел не на шутку и наверняка бы устроил себе не один привал, но… Глядя, как быстро движется впереди маленький мальчик, которому не больше двенадцати, – взрослому и сильному мужчине не пристало проявлять малодушие и ломаться при первом же испытании. Вот и пришлось, сжимая зубы, стараться не отставать и, утирая с глаз пот, пытаться запомнить ориентировочные зарубки. Возникало подозрение, что вскоре по этому маршруту придётся топать самому.

Добрались к главной площади поселения, и Гют ссыпал свою добычу в одну из многочисленных ванн. После чего помог новичку и пояснил, что в следующие разы тот уже сам будет сюда приносить и ссыпать добычу, причём только в эту ванну. Ни в коем случае – не в другие.

«Ну да, – вспомнила Чернова основы политэкономии. – Колхоз – это строгий учёт и контроль каждого корешка, колоска и… улитки! Как наносим, так нас