– Давайте проверим, правильно ли я вас поняла, – говорит женщина. – Вы утверждаете, будто на вас напал не кто иной, как Леви Блад. Верно?

Адам отворачивается от нее. Все равно из этого ничего не выйдет.

Он слышит, как женщина шмыгает носом и продолжает, как ни в чем не бывало, стучать по планшету.

– Я расцениваю ваше оскорбительное молчание как утвердительный ответ. То есть, проще говоря, как «да».

– Думайте что хотите, – огрызается Адам. Он смотрит на дверь. Там молча стоит КРОТ.

– Тогда я спрошу вас еще раз, – говорит женщина. – Зачинщиком или участником этой предполагаемой драки был вышеупомянутый Леви Блад… сын Полковника?

Ей совершенно незачем уточнять, чей Леви сын, все и так ясно. Драки не было. Адаму она приснилась.

Он косится на стену из белых занавесок и смутный силуэт за ней, прислушиваясь, дышит ли Кейн. Но ничего не слышит.

– Отвечайте, – настаивает женщина. – На вас напал Леви Блад? Да или нет?

Адам смотрит на нее.

– Нет, черт подери. Нет! А теперь оставьте меня одного!

Пламя свечи отражается в стеклах темных очков женщины. Она улыбается, показывая коричневые зубы. Засовывает стилус за ухо и сообщает:

– Буря улеглась. Утром вы сможете ехать. – Она оглядывается на Кейна. – И на этот раз вы действительно останетесь один.

Въевшийся в простыни запах эфира не дает Адаму уснуть, и он вслушивается в звуки ночи. В коридоре закрылась дверь. Кто-то отрывисто кашляет в темноте. Жужжит аппаратура, с помощью которой кормят Кейна.

На рассвете Адам впадает в забытье – то ли сон, то ли явь.

– Прости меня, Сэди, – громко произносит он, – я должен был хоть что-то сделать. Я мог бы…

– Должен был бы. Мог бы. Но не сделал, – отзывается чей-то хриплый голос.

Адам приподнимается на подушке.

– Кто это?

Молчание. Лишь еле слышно гудит аппаратура. Кто-то храпит. Адам ждет. Но никто не отвечает. Глаза его привыкают к тусклому свету луны, который сочится в окно. Наверно, тучи рассеялись. Дождя не слышно. Адам таращится на прозрачную занавеску возле кровати и может поклясться, что видит, как за ней кто-то шевелится. Так и есть: Кейн жестом подзывает его ближе.

– Тебе надо ехать, – медленно, с трудом шепчет он. Адам наклоняется ближе к Кейну, подносит ухо к его потрескавшимся, распухшим губам. – И не останавливаться до конца, – бормочет Кейн, и его дыхание щекочет ухо Адама.

Адам смотрит, как тот дышит. Как поднимается и опускается его грудь. Кейна не узнать. Не хватает минимум одного зуба. Нос сломан. Один глаз заплыл. Другой почти не открывается. Глазное яблоко почернело от крови. На виске жуткий багровый шов. Все лицо в синяках и ссадинах.

Адам сжимает руку Кейна и отпускает: ему неловко, но он чувствует, что они стали ближе, чем когда-либо.

– Скажи… я… сделал что-то не то?

Кейн смотрит на Адама.

– В смысле?

– Леви сказал, что я тебя избил.

Кейн приоткрывает глаз. Даже сейчас в нем горит еле видное пламя.

– Нет, – хрипло шепчет он и указывает на Адама пальцем. – Ты ничего не сделал.

Адам понимает, что это не упрек, но все равно чувствует себя виноватым.

Я не бил его камнем по голове, но я не сделал ничего, чтобы им помешать.

– Прости меня, я…

– Не вини себя… – Губы Кейна кривятся от боли.

Адам приподнимает его голову и помогает ему улечься поудобнее. В свете свечи видны его страшные раны. Адам вспоминает Фрэнка.

Таких, как Кейн и Фрэнк, не сломать.