черной пыли. Когда она оседает, байкеры видят то же, что их вожак.

В долине проложена трасса. Крутая, изрезанная канавами, с резкими поворотами и шестью огромными пропастями, которые не объехать, только преодолеть. Внизу, над одной из них, взмывает в небо одинокий ездок на серебристом байке. Высоко в воздухе он поворачивает переднее колесо, парит над землей и приземляется на ровной площадке с противоположной стороны.

Великолепный прыжок.

Вожак на горе улыбается смелости ездока. Но этого никто не видит. Козырек его шлема скрывает улыбку.

Час назад рассвело. Солнце у них за спиной стоит прямо над черными холмами. Тени байкеров, длинные и тонкие, тянутся вниз по склону, указывая путь.

– Это он! – восклицает Уайатт, резким движением поднимая визор. Уайатт высок, бледен и худ. Он оглядывает спутников и снова запрыгивает в седло своего черного «шэдоу».[3]

– Наконец-то, – сплевывает Ред. Его визор тоже поднят. – Попался, гад. – У Реда бычья шея и широкие плечи. Его вид внушает страх. На своем кроваво-красном «чоппере»[4] он сидит ниже, чем остальные.

– Ну не знаю… – Уайатт замолкает. – Смотри, как гонит…

Они наблюдают, как ездок ударяет по тормозам и юзом входит в крутой поворот. Развернувшись, он стремительно разгоняется и снова прыгает – плавно, мастерски, грациозно. Он идеально держит равновесие.

– Не может быть, – цедит Ред. – Это невозможно.

– Это он, – подтверждает Леви. Из-за визора его голос доносится приглушенно. – Посмотри на байк.

– Но как, черт подери…

– Я его отсюда достану. – Уайатт кладет руку на рогатку. – Одним выстрелом.

– Думаешь, он нас видел? – спрашивает Ред.

– Дурак, что ли? Ничего он не видел. Мы же наверху, против солнца.

Он прав. Летящий по грязной долине ездок не видит ничего, кроме трассы. Он не думает ни о чем, кроме следующего поворота, следующего прыжка. Его серебристый байк сверкает в лучах утреннего солнца. Гонщики на вулкане видят, как он сражается с пылью. Он снова прыгает, уверенно, далеко и легко.

– Давай я. Вот увидишь, попаду. – Ред с рогаткой в руке слезает с мотоцикла. Расправляет плечи, прицеливается.

– Нет, – Леви снимает шлем и зажимает его под мышкой. Он цедит слова сквозь зубы. Щурится так, что глаза его превращаются в щелки.

– Нет?

– Потому что ты не попадешь даже в дерево с трех метров. – Уайатт ставит байк на подножку и перекидывает длинную ногу через сиденье. – Я сам.

Ред бросает на Уайатта вызывающий взгляд.

– Я сказал, нет, – повторяет Леви. – На этот раз он от нас не уйдет. Подъедем поближе и разберемся с ним.

– Поближе? Это как?

– Так, чтобы его кровь брызнула тебе в лицо.

– Точняк! – вопит Уайатт.

– Круто! – вторит ему Ред.

На вершине последнего склона он останавливается и просто сидит на своем светло-серебристом байке, тюнингованном «дрифтере».[5] Ездок тяжело дышит. По его пояснице градом катится пот. Серый гоночный костюм покрыт засохшей грязью. Золотые солнечные очки защищают глаза. Рот закрывает воздушная маска.

Он поворачивает голову и прислушивается. По его спине бежит холодок. Он не сводит глаз с трех байкеров, которые появляются в лучах солнца и стремительно мчатся вниз по покрытому застывшей лавой склону, словно за ними гонятся черти.

Он их узнал. В особенности того, что на белом байке. Не по лицу – его не видно, – а по посадке. По тому, как тот немного клонится вправо во время езды. Тех, с кем гоняешь, знаешь наизусть. Только так можно победить. Предугадывая каждый шаг соперника.

Те двое тоже опасны, но этот, на белом мотоцикле…

Они летят вперед.

Ничто их не остановит.