Он видел, что она готова на насилие, но не попятился, не создал даже небольшого безопасного расстояния между ними. Пауль оставался на месте.

– Никто не знает, что я здесь, и никто не должен узнать.

В комнате наступила тишина. Потом Бронсо сказал:

– Дело очень важное. Никто не знает, что мы здесь планируем. Стены защищены, мы можем говорить свободно.

Пауль кивнул.

– Крайности джихада стали слишком резкими. Мой собственный миф набрал необычайную силу, и Бронсо должен это изменить.

Лицо у иксианца было суровое, кожа бледная от жизни в подземном городе.

– Пауль просил меня начать борьбу с мифом о мессии, помочь людям увидеть, что он не полубог, каким его рисуют. И я согласился. – Холодная улыбка тронула его губы. – От всего сердца.

От удивления Джессика вскинула голову. Сердце забилось в груди.

Пауль продолжал:

– С вечера, когда погиб его отец, Бронсо не скрывал враждебности ко мне – поэтому никто не заподозрит, что я ему что-то поручил. Он будет принижать меня, опровергать то, что говорят Кизарат и принцесса Ирулан, высмеивать тех, кто слепо верит мне. После кровопролитий джихада самое время.

Джессика долго молчала. А когда заговорила, не услышала в собственном голосе никаких чувств.

– Этого… я не ожидала.

– Я знаю, какие насилия совершил, и знаю, что тебе это может казаться необъяснимым… и непростительным.

– Вначале я думал, что получу от этого удовольствие, – сказал Бронсо, – но чем больше я думал о предстоящей задаче – и связанных с ней опасностях, – тем больше сомневался, что уберегу свою шкуру.

Пауль искренне улыбнулся ему.

– И все равно мой вновь обретенный друг согласился выполнить мое желание, несмотря на огромную опасность. Он будет писать то, что больше никто не решится написать, и люди станут повторять его слова. Повторять все чаще – и думать.

– И как фанатики будут требовать моей крови! – сказал Бронсо.

На лице Пауля читалась решимость, которая помогла ему перевернуть империю и отправить фанатичные войска на сотни планет.

– Предназначение или судьба – называй как хочешь, мама, – показали мне, что предотвратить джихад невозможно. Я видел ужасные события своего будущего, но не мог изменить их. Точно так же стал пленником своей судьбы отец: он знал, что Арракис – ловушка, устроенная его врагами, но, зная это, вынужден был отправиться туда и попробовать выйти победителем. Возможно, это высшее проявление проклятия Атрейдесов. – Он замолчал, глядя на Джессику синими глазами. – Разве Бене Гессерит не говорят: «Пророки редко умирают своей смертью»?

– Не говори так! – сказала она и тут же поняла, какая ирония заключена в ее словах: ведь несколько мгновений назад она сама была готова убить его.

– Я больше не представляю благородный дом, принимая ограниченные решения относительно Каладана и дома Атрейдесов. Я стал кем-то совершенно иным, чудовищным предводителем, подобного которому никогда не видела вселенная. Мои воины устремляются в битву, выкрикивая мое имя, как будто оно способно спасти их и вселить во врагов смертельный ужас.

– Я знаю, знаю.

Она печально отвела взгляд.

Пауль заговорил быстрее.

– Став Муад'Дибом, я достиг точки, после которой нет возврата. Как Квисац-Хадерах, я увидел часть своего будущего и часть будущего человечества; я знал, что необходим, чтобы вести свои легионы от планеты к планете, неся знамена, с которых капает кровь. И для чего, мама? Только чтобы убивать, набираться сил и свергать старое? Конечно, нет!

Посмотрев на Бронсо, Джессика увидела, что тот, слушая, согласно кивает.

– Моя судьба – выступить в роли Лисан аль-Гаиба и Квисац-Хадераха, чтобы провести человечество через водовороты истории и достичь этой точки. Поворотного пункта.

Джессика искоса взглянула на Бронсо, потом снова на сына, но ничего не сказала.

– Из-за меня, мама, о нашем благородном доме годами, а то и столетиями будут говорить с ненавистью… какими бы достойными ни были дела наших предков, сколько бы добрых дел ни совершил я сам, прежде чем развернулась вся свирепость джихада.

Она чувствовала пустоту внутри.

– Тогда почему ты приказываешь стерилизовать еще одиннадцать планет? Насколько это необходимо, чтобы развенчать твой миф?

– Я увидел, что это нужно сделать. Это событие нарушит равновесие и повернет людей против меня. Чем отчасти поможет и деятельность Бронсо. Иначе ситуация будет ухудшаться, сильно ухудшаться, и, если Бронсо не начнет сейчас, будет поздно.

– Но одиннадцать планет? Столько людей – лишь бы доказать свое? – И тут, вспомнив о мэре Хорву, о его последователях и их глупом провозглашении