Он безмолвно, одними губами, крикнул:
– Чего надо, ублюдок?
Тара обернулась, чтобы посмотреть, на кого обращен злой взгляд Ричи, но было слишком поздно – человек исчез.
– В чем дело?
– Какой-то тип докапывается.
– Кто?
– Понятия не имею, но, если он не отвяжется, я ему врежу по роже.
Она улыбнулась вымученно:
– В этом ты ничуть не изменился.
Она потянулась, чтобы коснуться его, и на этот раз он позволил ей погладить тыльную сторону руки. Он покачал головой:
– Как собираешься возвращаться домой?
– Пойду пешком.
– Это ж почти две мили.
– Когда-то нам ничего не стоило пройти две мили. Или десять. Шли десять миль домой с концерта какой-нибудь дерьмовой группы.
– Я тебя подвезу.
– Нет, спасибо. Я видела, сколько ты убрал за вечер на сцене. Нагрузился о-го-го как.
– Тогда я пойду с тобой до дома.
– Ни к чему.
– Нет, я провожу. Никогда не знаешь, на кого можно напороться.
– Ладно.
– Допивай, и пойдем.
– Еще нет одиннадцати. Хозяин еще не объявлял, чтобы делали последние заказы.
– Все изменилось. Больше не объявляют, – сказал он. – Это все ушло.
Ричи собрал гитару, усилитель и прочую аппаратуру и сложил в свой универсал на стоянке паба. Он собирался проводить Тару, затем пройти еще милю до своего дома, а машину забрать утром.
Прежде чем запереть машину, он протянул Таре один из компакт-дисков.
– Возьми. Может, послушаешь, – сказал он.
– Это компакт-диск, да?
– Типа того.
– Никогда, вообще-то, не слушала компактов. Помню, как у тебя только и было разговору, что кассеты вытесняют винил. А теперь компакты вытеснили кассеты.
– Издеваешься, да?
– Нет. Я видела несколько в доме у мамы с папой. Это же просто диск, правильно?
– Ладно, идем.
Они отправились по пешеходной дорожке и через несколько сотен метров подошли к воротцам, за которыми начиналось поле.
– Идем по Барсучьей тропе?
– Конечно.
Тропа пересекала поле, потом бежала вдоль тощей рощицы; дальше узкая тропинка поднималась на вершину холма, откуда, извиваясь, вела к дому Мартинов. Они много раз проходили этот путь в прежние годы в темноте или при свете луны вдвоем, иногда с Питером, но чаще вдвоем и взявшись за руки. Никто другой не называл этот путь Барсучьей тропой. Они же называли его так потому, что как-то ночью, возвращаясь из «Кареты», увидели посредине тропы огромную зверюгу в черно-белую полоску; барсук замер и уставился на них чуть ли не в изумлении, прежде чем удрать.
Не один весенний вечер до исчезновения Тары провели они, лежа в траве после вечера в «Призрачной карете» и занимаясь любовью, там-то она и забеременела.
– Можно, я расскажу, что мне приснилось прошлой ночью? – спросила Тара, когда они вышли на полевую тропу; трава была все еще припорошена снежной пылью; снег блестел под восковой луной, подмерзшая земля скрипела под ногами. – Надеюсь, мои сны раскроют, что творится со мной. Я хотела рассказать их мозгоправу, но он не проявил интереса. Я всегда думала, что психиатров должны интересовать сны.
– Расскажи мне.
– Я шла здесь и искала тебя. Сперва, знаешь, это была забава, шутка, ты как будто прятался от меня. Я забеспокоилась. Искала тебя повсюду. Затем
