Первый раз вижу, чтобы аббревиатура шла позже расшифровки.

– О как… Разбойное.

Тоже мне, посёлок… Раньше такие называли станками, да и сейчас слово не забыто. Вот это имечко! Говорящее, репутационное. Лихо меня занесло! Постой, Лёха, а ты решил, что должен был заслуженно оказаться в комнате отдыха престижного столичного клуба любителей джаза?

Утоление жажды сразу потянуло за собой новые устремления – теперь жрать охота. Не скажу чтобы уж очень сильно, всё-таки желудок только начал распрямляться, но противная голодная дрожь пошла. И одежда нужна, срочно, чувствуется переохлаждение, простыну ведь. Подумав об этом, горько усмехнулся…

Зайдя внутрь, я тщательно закрыл за собой дверь, ещё и сторожок повернул, слабо погрозил пальцем дерматину и строгой тётеньке на плакате – хорошенько стерегите! А! Вспомнил, как это называется: наглядные материалы для санитарно-просветительской работы и формирования здорового образа жизни. Ведро оставил в коридоре.

В фельдшерском пункте было несколько комнат и крошечное помещение аптеки с окошком над полочкой и большим навесным замком. Рядом на стене висел перечень личного состава ФАП, включающий фельдшера – заведующего участковым пунктом, акушерку, патронажную медицинскую сестру и санитарку. Заведующий – мужик, вот почему портреты на фасаде висят, женщина бы до такого не додумалась.

– Есть кто?

Никто не откликнулся на мой тихий вопрос. Чрезмерно тихий.

– Доктора здесь? – громче спросил я.

В ответ где-то скрипнула форточка.

Трупного запаха не чувствую. Правда, ноздри пересохли, что называется, в коросту, так что вполне могу и ошибаться, если спрятан. Я попытался вспомнить: чувствовал ли запахи на улице? Чёрт его знает, забыл.

Почти все помещения были подписаны, и поначалу мне подумалось, что пациент Алексей Исаев оказался здесь случайно. Лишний он в этом предмогильнике. «Палата для рожениц» в две койки – это точно не для него… «Смотровая комната для приема и санитарной обработки рожениц», ага, ясно, тоже мимо. «Процедурная», актуально по-настоящему, вот сюда и не зарастает народная тропа. «Склад», на самом деле оказавшийся кладовкой с картонными коробками.

– Энибади тут живой шевелится? – и больше кричать не буду.

Никто не вылез.

Последнее по коридору помещение меня успокоило: «Комната временного пребывания пациентов». Не лишний! Здесь вот я и лежал пластом. Память возвращалась медленно, и приятных открытий она явно не несла.

Дверь, массивная, с двумя замками, приоткрыта.

Окно зарешёчено недавно, хотя за многие годы косметики рама закрашена так, что потёки краски залили все щели. Отреагировали на ситуацию. Форточка не открывается, вентиляционное отверстие под потолком закрыто марлевой сеткой. В заразной палате имелось две металлические койки с панцирными сетками, обе пустые, другой мебели, кроме двух тумбочек и пары стульев, в помещении не было.

Свою кровать я опознал сразу – не заправлена, постельное бельё сбито комком. Ну и запашок… К хромированным трубам и к раме были привязаны перекрученные жгутами простыни для фиксации конечностей, на одной – петля. Ух ты! Я помял руками задницу, прислушался к ощущениям, не отдаёт ли боль под лопаткой или в ноге, может, они меня тут ещё и пыточным пирогенальчиком кололи в четыре точки, чтобы не дёргался?

Судно под кроватью было чистым. Когда меня перестали кормить? Ведь какое-то время я садился и ел самостоятельно… Потом кормили с ложечки, пока персонал был. А потом мне пришлось через боль и слёзы, хриплый мат и ненависть к самому себе выкручивать кисть, рывками ослаблять натяжение, словно Динамо или Гарри Гудини… Стеклянная банка на моей тумбочке, пустая. Помню, как пил, проливая драгоценную влагу на простыню. Сам пил, не сумев позвать сестру. Я и кричать-то не мог. Ушла, стерва, и не развязала, хорошо, что дверь кто-то открыл.

Правая, соседская постель застелена грязно-серым шерстяным одеялом с двумя белыми полосками в ногах, чистым. К металлической дужке кровати бечевой примотана фанерная табличка с широким красным стикером, там что-то написано, не разберу.

А на моей кровати стикер синий, почему-то наклеенный прямо поверх зеленого! Вот что это может значить, а? Согласно этим бумажкам, я не зелёный и не красный. Они, похоже, на каком-то этапе списывать меня начали, вот что получается. Кроме мелкой вязи на стикере был жирный вопросительный знак, то есть – «Сдохнет он наконец или нет?» Нужно что-то расшифровывать? Мне – нет.

Если больной очень хочет выжить, то медицина бессильна.

Сдёрнув с соседской постели одеяло, я накинул его на плечи, ну, хоть что-то. Больше в инфекционной палате делать было нечего, вышел и плотно