– Атас, – прокомментировал артобстрел Леха, не отрывая взгляда от экранчика видеокамеры. – Я такого даже в кино не видел.
– Корабль побольше снимай, – посоветовал я. У меня была другая задача. Я высматривал в недавно купленную оптику MARCH-F 3x-24x52 на моем любимом «Вепре» людей на борту черного судна. Мне казалось очень важным выяснить, будут ли похожи эти «канониры» на тех, с разноцветными поясами. Не из одной ли, так сказать, бочки их разлили? – Броню видно?
– Че это тебе, броненосец «Князь Потемкин Таврический», что ли? – хмыкнул мичман, тем не менее переводя окуляр на судно.
– А мне похрен, – протянул я. – Тут у нас специалистов и кроме меня завались. Главное, чтоб не пришлось гаубицу у военных тырить. Или чем там еще можно было их броню расковырять?
– Тю. Это, судя по всему, паровой корвет. И то небольшой. Сколько в нем? Метров пятьдесят? Если бронепояс и есть, так он только по бортам. Ниже ватерлинии его точно нет.
– Рентген, – пожал я плечами, поворачивая ствол винтовки на берег. Людей на палубе корвета было полно, но на наших старых знакомцев походил только один. Да и тот стоял на коленях и держал руки за спиной. И если на запястьях у него не найдется метра прочной веревки, я готов съесть собственную бандану.
И те двое, что покинули развалины острожка и торопились укрыться в лесу, такие же, опоясанные разноцветьем ткани. Один помогал бежать второму, явно раненному.
– Смотри, братан. Мое дело – предложить. Никто тебя за язык не тянул. И не говори потом, будто я тебе гаубицу зажал.
– А че сразу? – Леха от возмущения даже камеру на минуту оставил. – Пушка, она и есть пушка. Большим мальчикам – большие игрушки. Я б сейчас этим демократам засадил бы по самые помидоры…
– Почему демократам? – удивился я.
– Так а кто еще лупит из пушек по тем, кто не может пальнуть в ответ? Демократы и есть. Общечеловеки, блин, и либерасты. Ты глянь, чего они с пленным делают!
– Ого. Не думал, что ты политикой интересуешься, – переводя объектив прицела на судно, открыл я в родном брате неведомое прежде.
– Вот засадили бы тебя в дерьмище по самые уши пару раз такие вот… – Леха неопределенно пошевелил пальцами-сосисками. – И ты бы начал. Интересоваться, блин. Глянь, Дюш! Охренеть!
Брат был прав. Перед нами на палубе черного корвета разыгрывалась трагедия, от которой действительно можно было охренеть. Один из членов экипажа сначала пытался что-то выспрашивать у пленного. А потом, получив на каждый вопрос только отрицательное качание головой, вдруг вытащил из- за пояса пистоль и тут же разрядил его в голову стоящего на коленях человека.
Тело пару раз дернуло в агонии ногами, нечаянно задев «следователя», и только потом наконец замерло. И эта «пляска смерти» вызвала приступ смеха у стоящих рядом моряков.
– Не, ну не падлы ли? – горячился мичман. – Фашисты, блин! Гестаповцы! А сученыш этот даже в лице не изменился. Прихлопнул человека, как комара…
– Лихо ты этикетки клеишь, – совсем чуточку, чтоб не сбивать прицел, качнул я головой. – Либерасты, фашисты… Я вот наших либералов ельцинских с нежностью вспоминаю. Они страну грабили, а мы их самих. При либералах мы силой были. Не то что теперь… Кое-кто из пацанов комерса строптивого мог и вот этак вот… Маслиной в лобешник. А и сам-то ты чего? Врагов глушил и слезы по ним лил?
– Ну не лил, – рыкнул брат. – Но и вот так, хладнокровно, пленного не смог бы привалить. Надеюсь, и ты, брат, в банде своей не совсем еще скурвился, чтоб безоружному… в лоб… опа на! Зырь, бандюга, какой персонаж у них на шкафуте нарисовался. Старый знакомый, якорь ему в задницу!
– Васька, – искренне обрадовался я. Не так от лицезрения алтайца, как от того, что явление пропащего пастуха само собой закрыло ту скользкую тему. Куролесили мы в девяностые – мама не горюй. Того урода, что Коленкова старшего брата завалил, мы именно так – пулей в лоб – и казнили. И за все прошедшие с той поры годы не было ни единой минуты, когда бы я о том своем деянии пожалел. Но брату о том лучше не знать.
Тем временем тот же самый «следователь» принялся приставать к нашему современнику. Ну, в смысле – вопросы начал свои задавать. И нарвался на целую лавину ответов. Васька, раз уж матросы не догадались ему запястья связать, еще и руками размахивал. Жестикулировал, бляха от ремня. И вскоре добился того, чего хотел. Любопытный офицер – а кем он еще мог быть, если все его приказы простыми матросами исполнялись беспрекословно? – поморщился, а потом и вовсе отвернулся. И этой секунды Ваське хватило на геройский подвиг. Алтаец оттолкнул ближайшего к борту охранника и прыгнул в море.
– Дельфин, – прокомментировал Леха. – Афалина, однозначно. Сейчас ему его дурную башку и продырявят! Надо бы помощь оказать. Соотечественнику.
– Класс, – прицельная сетка Illuminated FML-1 была непривычной, не «елочка», как на СВД, а крест из линеек, но командующих десантом офицеров выцеливать оказалось легко. Не напрягало, короче. – Это мы завсегда. Ты типа уже пищи чего-то вроде «наших бьют», и будем пояснять фраерам залетным о перепутанных рамсах…
– А почему – пищи? – поймался на прикол здоровенный старший мичман.