терпел и к девке с разговорами не лез в надежде на скорое совместное путешествие. Ведь не каждый же день из зеркал бабы-то выпадают, тем паче такие чудны?е.
Терпел-терпел, вертелся-вертелся и не удержался:
– Когда уже двинемся? Что Тихий говорит? Не гневается ли? Или, напротив, рад и счастлив из нашего угла смыться? Так куда из Новгорода поедем? В Ригу или Ревель? А может, в Киев-град?
Вопросы сыпались из любопытного байстрюка, как горох из рваного мешка, а каждое новое предположение вызывало у него прилив невиданного энтузиазма.
Но девушка только руками разводила, показывая, что в свои планы сид ее не посвящал.
– А ты теперь по-нашенски понимаешь все-все? – допытывался Прошка, хоть своими глазами видел дивье колдовство. Он бы и сам от такого способа освоить иностранные языки не отказался.
– Конечно, понимаю.
– А еще по-каковски говорить можешь?
– На латыни и, должно быть, еще на каком-то языке.
Три зернышка – три языка, тут было сложно не догадаться.
– Ух ты! Здорово! – искренне восхитился мальчишка. – Я тоже умею. Без чародейства. Будем в Риме с италийскими пастырями болтать, еще и за своих примут.
– А ты скучать не будешь? – тихо спросила я. – Не жалеешь, что уезжаешь?
Я уже раз двести подумала о маме и о том, как та перенесет бесследное исчезновение дочери. Сколько таких случаев было, когда человек вышел из дому и пропал навсегда. Я считала, что хуже полной неизвестности быть ничего не может. Кто знает, вдруг другие без вести пропавшие в прошлое или в будущее выпадают?
– Я? Да ты что! По кому тут слезы лить? – возмущенно ахнул Прохор. – По Степке, что ль? А вот за батюшку я до скончания века молиться стану и прославлять его имя всюду.
– Почему?
– Так не женил он меня своей волей, и за то спасибо! А ведь мог.
Я представила лопоухого и нескладного подростка в современном костюме-тройке с белым цветком в петлице и прыснула от смеха. Пожалуй, что впервые с момента провала в зеркало мне стало по-настоящему весело.
– Ржешь чего? – удивился Прохор. – Считаешь, лучше у Степки вечно быть на побегушках?
Я покачала головой. Байстрюку при любом раскладе в жизни придется с боем пробиваться. И полюбопытствовала:
– А не молод ты еще жениться?
– Кому он с его механизмусами нужен-то? – хмыкнул боярин Иван Дмитриевич.
Он окинул меня одобрительным взглядом, дивясь, похоже, как лихо нелюдь приспособил никчемную девку к делу. А сам Диху, выглядывающий из-за боярского плеча, делал страшные глаза, супил брови и головой кивал, дескать, поклонись хозяину немедленно, дурында.
Я сразу же растерялась и вместо поясного поклона сделала неуклюжий книксен, вызвав у выбежавшей провожать санный поезд дворни незапланированный приступ веселья.
– Эк она по-вашенски приседает! – зааплодировал представлению Иван Дмитриевич, подпихивая сида локтем в бок. – Быстро выучилась! А с другой стороны поглядеть, то раз имя сменил, то и манеры надобно подогнать, – рассуждал боярин, запустив пятерню в бороду. – Если она у тебя теперь не просто Катька, а целая Кэтрин.
В его присутствии низко кланяться хотелось всякому встречному, почти без участия разума, а спина, казалось, сама гнулась перед высоким широкоплечим мужчиной в роскошной шубе на бобровом меху, покрытой узорчатой тафтой. Застегивать полы он не стал, чтобы все видели кафтан с жемчужными пуговицами, широкий парчовый пояс и толстую золотую цепь на груди. Видели и расступались. Большой человек идет, хозяин этой земли.
Выдав последние указания раскрасневшейся ключнице, боярин одобрительно потрепал Марфу Петровну за круглую щеку, шлепнул по спине Степана, сына законного, и махнул рукой телохранителям-захребетникам, чтоб занимали свои места в санях. Повелевать выходило у Ивана Дмитриевича так же естественно, как вдыхать обжигающе холодный воздух и выдыхать клубящийся пар. Впрочем, на мой придирчивый взгляд, Диху, сын Луга, смотрелся рядом с родовитым боярином очень даже внушительно – из-под низкой четырехугольной шапки из чернобурки сверкали по-кошачьи хищные глазищи, повергающие в трепет простодушную прислугу. И лисья шуба у сида – загляденье, сапоги сафьяновые, кафтан атласный, серьга в ухе с изумрудом, и никакой бородищи на половину лица. Особенно же приятно, что голову сын Луга держал высоко и перед боярином не лебезил, как прочие. Невольно и я преисполнилась гордости за своего хозяина и рядом в сани уселась безропотно.
