ропща, что им досталась лишь часть от обещанного. Тровены держали курс домой: отстраивать поломанные усадьбы, разрушенные города, разоренную страну. Без сковывавшей их воедино Гормовой цепи ванстерцы уже разбились на клики и наперегонки мчались назад – сберечь свое или прибрать к рукам чье-то чужое, пока зима не сомкнула на севере ледяную хватку.

– Уезжает много народу, – заметил Колл.

– Верно. – Отец Ярви удовлетворенно вздохнул, наблюдая за сутолокой. – Но некоторые люди и прибывают.

То были востроглазые торговки из Гетланда, слуги Золотой Королевы, приплывшие выбивать подати со всякого судна, что пойдет через проливы. То были настырные прядильщики молитв, усердные в своей цели – выжить Единого из Скегенхауса и распевать славословия многим богам на всех углах. И каждый день заваливались все новые безземельные воины – праотец Ярви нанимал их со всех концов моря Осколков – со свеженамалеванными белыми орлами Общины на щитах.

– Мечей с собой навезли в изобилии, – протянул Колл.

– Обязательно. Мы должны хоть ненадолго сохранить на лице Отче Мира улыбку.

– С каких пор Отче Мир улыбается, глядя на мечи?

– Звон мечей – это лишь полвойны, Колл, но и скрип сохи – лишь полмира. – Ярви опер сухую руку на эфес кривого меча, который носил, как и прежде. – Клинок в правильной руке есть орудие добродетели.

Колл смотрел, как мимо идет строй хмурых ратников. Оружие они несли горделиво, как молодая жена свой ключ.

– Кто решает, чьи руки правильные?

– Решим мы. Мы обязаны. Долг облеченного властью отбросить детские измышления и выбрать меньшее зло. А иначе мир скатится в хаос. В тебе по- прежнему бродят сомнения, Колл?

– Сомнения? – Боженьки, да он из них и состоит. – Нет, нет, нет. Вовсе нет. – Колл прокашлялся. – Может, и так. Я знаю, сколь многим я вам обязан. Я лишь… боюсь подвести вас.

– Ты нужен мне здесь, рядом со мной, Колл. Твоему отцу я обещал тебя освободить – и выполнил обещание. Твоей матери я обещал за тобою присматривать – и занимаюсь этим сейчас. – Его голос смягчился. – Свои сомнения бродят и во мне, и ты… помогаешь мне выбрать правильный путь. – В голосе зазвучала слабость, которую Колл доселе не слыхивал и услышать не ожидал. Почти мольба. – Ральф уплывает в Торлбю, к жене. Мне нужен кто-то, на кого я могу положиться. Кто-то, кто напомнит о том, что добро мне по силам. Не наибольшее благо, а… добро. Прошу, помоги мне пребывать в свете.

– Мне еще столькому надо научиться… – замямлил Колл. Но как бы он ни изворачивался, ускользнуть было невозможно.

– Ты будешь учиться делом. Как учился я сам. Как должен учиться каждый. – Ярви щелкнул пальцами. – Давай-ка пошлем испытание подальше.

Колл заморгал на наставника:

– Пошлем подальше?

– Я праотец Общины, кто рискнет мне перечить? Ты можешь сразу принять свой обет. Можешь прямо здесь преклонить колени и стать отцом Коллом, служителем Гетланда!

Пускай в воображении Колла дело никогда не происходило на пристани, но что этот решающий миг рано или поздно настанет, он хорошо представлял. Мечтал о нем. Хвастался им. Охотно и назубок заучил слова обета.

Он, Колл-резчик, враскачку опустился на колени, сырость пропитала штаны. Над ним нависал праотец Ярви и улыбался. Ему не требовался угрожающий вид. Безлицые стражи, что скрывались где-то там, за плечом, справлялись за него с этой работой.

Стоит лишь произнести обет вслух – и он служитель. Не просто брат Колл, но отец Колл. И он встанет к плечам королей и начнет менять мир. Будет настоящим мужчиной, как мечтала мать. Никогда не будет изгоем. Никогда не будет слаб. Никогда у него не будет жены, не будет семьи, одна лишь Община Служителей. И в свете пребывать он больше не будет, но одним плечом окунется в сумрак. По меньшей мере одним.

Все, что для этого нужно, – произнести слова вслух и встать.

В середине особняка, который заняла Скара, располагался заросший внутренний двор. Он был забит сорняками, задушен плющом, однако в прошлом за ним ухаживали: поздние цветы по-прежнему распускали бутоны, поднимая под солнечной стеной ароматный мятеж против дикого запустения.

И хотя листья облетали, а год клонился к холодам, Скаре нравилось тут сидеть – на облепленной лишайником каменной скамейке. Дворик напоминал ей обнесенные стеной сады позади палат Леса, где мать Кире учила ее названиям лекарственных трав. С тем отличием, что лекарственные травы тут не росли. И не было в живых матери Кире.

– Погода в Скегенхаусе стоит…

– Нездоровая, – закончила за нее мать Ауд.

Как обычно, служительница подобрала удачное слово. Горожане погружены в пучину страха и недовольства. Остатки союза стран точат клыки,