– Разумеется, нет, – сказал Ярви, не замедляя ход, Большую часть стражи он отрядил расчистить толпу. – Уважение сметет, сдует в шторм. У страха корни покрепче.
Среди разрухи копошились группки невольников. Надрывались под недреманным хлыстом надзорных – придавали городу приблизительно прежний, до разграбления, вид. Некоторые из них, Колл ничуть не сомневался, прежде были вознесены и обласканы милостью праматери Вексен. Они теперь уяснили – чем выше ты заберешься, тем дальше падать тебе грозит.
Это заставило Колла задуматься: а вправду ль они по-настоящему изменили мир, пролив столько крови? Ладно, теперь ошейники носят другие люди, и другие люди держат их цепи, но жизнь осталась все той же жизнью. Те же вопросы. И те же ответы.
– Что-то ты странно притих, – заметил праотец Ярви, когда они подходили к порту.
– Порой, когда над чем-то слишком усердно трудишься, не понять, что с этим делать, когда работа готова.
– По итогу, в победе остается не так уж много победного. – Взгляд Ярви скользнул исподлобья и, как всегда казалось Коллу, прямиком в его мысли. – Причина лишь в этом?
– Есть кое-что, что мне, как сказать…
– Ты же вроде у нас не из тех, кто прячет беспокойство в себе.
Колл размял шею. Цокнули, придавая уверенности, кладовщицкие гирьки под рубахой.
– Матушка учила меня: лучший щит – это честность.
– Прекрасный совет, других твоя мать не давала. Стало быть – говори честно.
– Праматерь Вексен… – Он поскреб под ногтем. – Она сказала, что не посылала людей сжигать семью Скифр.
Ярви пристально посмотрел на Колла – сверху вниз. Словно теперь, став праотцом Общины, разглядывал его с недосягаемых высот.
– Ложь. Как ложь о предателе в рядах нашего союза. Праматерь Вексен отлично разбиралась, как посеять разлад среди своих врагов. И сеет по- прежнему, из-за Последней двери.
– Наверно… – Колл свел кончики указательных пальцев, надавил – они надулись, побелели. Слова давались с трудом. – Вы сами наставляли меня: спроси, кому выгодно?
Праотец Ярви встал как вкопанный, и Колл услышал, как сзади грохнула, останавливаясь, его стража. По булыжникам к нему дотягивались их тени. Тени эльфийского оружия в их руках.
– Ну и кому же выгодно?
– Вам, – квакнул Колл, не поднимая глаз с пальцев, и тут же скороговоркой понес: – вернее, нам. Гетланду. Вообще всем нам. Не сгори ее терем, Скифр не приехала бы на север. Без Скифр не состоялось бы путешествие в Строком. Без путешествия в Строком не было б оружия эльфов. Без оружия эльфов не было б победы у Мыса Бейла. Без победы у Мыса Бейла…
На плечо Колла опустилась ладонь отца Ярви и оборвала его лепет.
– Будущее – краина, затянутая туманом. Ты в самом деле считаешь, что я заранее продумал всю цепочку событий?
– Возможно…
– Тогда ты одновременно и льстишь мне, и оскорбляешь. Я всегда утверждал, что обладать властью означает окунуться плечом в сумрак. Но не обоими плечами сразу, Колл. Скифр была нашим другом. Ты серьезно решил, что я способен подослать к ней убийц? Сжечь ее детей?
Глядя в его блеклые глаза, Колл гадал: а есть ли на свете хоть что-то, на что первый из служителей окажется не способен? Но улик у него не больше, чем у матери Скейр, а шансов на правосудие еще меньше. Он наскоро натянул на лицо улыбку и покачал головой:
– Конечно же, нет. Просто эта мысль… докучала мне. Вот.
Отец Ярви отвернулся.
– Что ж, кому бы то ни было труднее станет тебе докучать, когда ты займешь мое место служителя Гетланда. – Он бросил это, как псарь швыряет кость, и Колл, бойкий щенок, тут же за нею погнался.
– Я? – От спешки ее схватить его голос стал по-девчачьи писклявым. – Стану служителем Гетланда?
– Как раз в твои годы я принял посох матери Гундринг. Знаю, ты не очень-то в себя веришь. Зато в тебя верю я. Давно приспела пора пройти испытание, принять обет и сделаться полноправным служителем. Ты сядешь подле Черного престола, и будешь зваться отец Колл, и примешь свое наследие: травы, и книги, и тихое слово.
Перед ним исполнение всех желаний. Почтение, власть, достойное применение его талантов. Отец Колл. Не мальчик – мужчина. Так отчего сейчас его накрыл ужас?
Причалы кишели славными отпрысками человечества. Народ торговался, грозил и спорил на шести языках, которые Колл знал, и еще шести, ему неизвестных. Мачты, снасти, приколы и сходни; корабли и другие корабли, приходят, отходят, снуют – все смешалось в спутанный клубок. Скрипели и клацали весла. Многие покидали Скегенхаус, после смерти Горма окутанный мглой взаимного недоверия. Шенды уже убрались с награбленным, недовольно
