голубого и никак иначе. В идеале требовалось найти тот, что будет рисунком напоминать спил вишни – впрочем, мне ни разу не доводилось видеть спил вишневого дерева, и Диане, я более чем уверена – тоже, но кто будет спорить с женщиной в положении, особенно если это ее величество?!

От обилия пестрящих тканей зарябило в глазах, и я на миг остановилась, пережидая дурноту. Та неизменно накатывала все чаще, что начало вызывать некоторую тревогу.

– Ариэлла?! – Янир, слетев ниже, окутал прохладой. – День становится жарче, полагаю, вам следует вернуться на корабль.

Вдали раздался крик: «Эуссэ, ангера эмитэ эуссэ».

Так как с его светлостью все эти полгода мы находились в основном в плавании по южным морям, некоторые слова местного наречия уже были мне известны, и я, не задумываясь, перевела: «Лимоны, свежие сочные лимоны». Дальнейшее поразило меня саму:

– Янир, принесите мне лимон. Сейчас! Немедленно! Сочный!

Дух ветра, не скрыв своего изумления, отобрал серебряную монету у тоже несколько оторопевшего господина Ирека и взмыл вверх. Я же, утратив всяческий интерес к тканям, в нетерпении ожидала его возвращения. Дух, не став испытывать мое терпение, появился почти сразу, принеся небольшую корзинку с яркими желтыми фруктами, на которых блестели капельки воды.

– Вымыл, – гордо сообщил Янир.

– О, благодарю вас, – выхватывая всю корзинку, произнесла я.

И взяв лимон, продолжила путешествие между лотками, поедая фрукт за фруктом. Опомнившись на пятом, я осознала, насколько мое поведение далеко от правил приличия, но корзинку отдавать господину Иреку отказалась наотрез. Ко всему прочему, нежно-голубой муаровый шелк для отделки спальни будущего наследника империи вскоре был найден, и всем моим сопровождающим теперь было что нести.

На борт «Ревущего» мы возвратились почти к полудню, и, отдав распоряжения Торопу по поводу обеда, я поднялась в каюту. Войдя, остановилась в дверях, с улыбкой глядя на постель – красная роза, перевитая белой лентой, лежала на моей подушке. К ней была прикреплена конфета из белого шоколада – как извинение за то, что когда-то давно кое-кто лишил меня сладкого. К слову, мы с герцогом все же покидались пирожными в господина Ирека, но не могу не признать, что сам поверенный весьма сноровисто швырялся выпечкой в ответ. Это был один из наших самых веселых завтраков в Гнезде Орла.

Я подошла к кровати, подняла розу, с улыбкой отвязала конфету, а сам цветок разместила в вазе на столе, где имелось еще шесть таких же – ярко- алых, бархатных, без единого шипа.

Семь роз здесь, еще четыре в родовом замке Грэйд, и как благодарность за ночь – цветок на моей подушке. Дэсмонд сдержал все свои обещания – матушка Иоланта осталась жива, иных женщин в жизни герцога больше не было, как и нанесенных мне обид. И даже наша первая ночь случилась после моего семнадцатилетия, отпразднованного в столице с большим торжеством. К своему стыду и смущению, я даже не сразу осознала, что в тот раз поцелуями не завершится, и едва ли поняла, что именно произошло, до встревоженного вопроса Дэсмонда о том, не больно ли мне. Больно не было, но было неимоверно стыдно, особенно из-за того, что, увидев кровь, я безумно испугалась и не сумела сдержать слезы. О том, что случилось после, я предпочла бы вовсе забыть, кроме того, что, принеся меня из ванной, Дэсмонд подарил красную розу, и это стало своеобразной традицией.

Впрочем, сложно назвать традицией то, чему всего одиннадцать дней. Но при виде двенадцатой розы на моей подушке мне вспомнилась та грозовая ночь в замке Грэйд, стремительный полет над долиной, возвращение, едва начался дождь, и лишающие дыхания поцелуи… И если быть откровенной, я совершенно не жалела о том, что произошло, мне было совестно исключительно за свои слезы и растерянность, и то, что его светлости пришлось утешать ту, что решительно утверждала, что, несомненно, готова исполнить свой супружеский долг. Безумно стыдно.

Переодевшись к обеду, я взяла книгу и корзинку с фруктами и устроилась в кресле на верхней палубе, в тени натянутого тента. Спустя некоторое время послышался перестук копыт, и к пристани приблизился отряд всадников. Все спешились, трое в черных мундирах спустились в лодку, та, управляемая младшим духом ветра, вскоре причалила к борту «Ревущего». Как и полагается герцогине, я не стала бросаться навстречу его светлости, ожидая супруга все в том же кресле. Это в замке Грэйд я могла позволить себе большее, на военном корабле приходилось соблюдать определенные правила.

Герцог поднялся ко мне спустя четверть часа по прибытии на флагманский корабль и после нескольких минут после отплытия судна от берегов Картамьены, где мы провели семь суток. Улыбнулся, едва поднялся по лестнице, приблизился, прикоснулся губами к моей руке и произнес приличествующее:

– Доброго дня, леди оттон Грэйд.

– Я тоже очень рада вас видеть, лорд оттон Грэйд, – собственной улыбки скрыть не сумела. – Мы отплываем?

Дэсмонд взял стул, расположив его напротив моего кресла, сел и, продолжая с улыбкой меня рассматривать, ответил:

– У нас еще один архипелаг, и возвращаемся в Гнездо Орла. Поход за нежно-голубым муаровым шелком был успешен?

– О, да. – Я откусила очередной кусочек от желтого фрукта и, прожевав, призналась: – Надеюсь, на этот раз ее величество останется довольна. В любом случае, в Картамьене самый крупный шелковый базар, следовательно, более у меня не будет возможности заниматься поисками нужной Диане ткани.

Улыбка медленно покинула лицо его светлости. Взгляд неожиданно стал крайне напряженным, метнувшись от корзинки, в которой оставалось едва ли