— Сколь любопытные забавы у монастырских воспитанниц, — неожиданно заметил второй офицер. — У нас повеселее было — сапоги поджечь, воды в постель налить, подпругу перерезать, жгучей мазью…

— Достаточно, — оборвал его герцог.

Меня же заинтересовала эта тема, и я спросила:

— То есть причинение мелкого вреда на физическом уровне?

Офицер кивнул.

— О, это слишком жестоко, — произнесла я.

— Я бы скорее охарактеризовал забавы в монастыре как жестокие. — Лорд оттон Грэйд внимательно смотрел на меня. — Гораздо более жестокие.

Вероятно, откровенное непонимание отразилось на моем лице, и герцог пояснил:

— Не вижу ничего забавного в запугивании одиноких девочек.

— Одиноких? — переспросила я. — Лорд оттон Грэйд, речь идет о монастырском лицее, где ты никогда не бываешь одинок, где в одной спальне расположено двадцать спальных мест и по ночам бодрствует сестра-смотрительница. К тому же поверьте, расшить в таких условиях символ смерти и украсить его черным бисером не просто, но действительно забавно устроить всеобщий заговор, пробраться в соседнюю спальню и подбросить, не ошибившись, постелью. Это весьма весело и волнительно. Особенно когда случается столкнуться с другим «посланцем смерти», крадущимся в спальню нашей группы.

— Часто сталкивались? — все тот же молодой офицер.

— Неоднократно, — созналась я.

— Приятно, что детские забавы позволили вам спокойно отреагировать на ситуацию, — произнес лорд Артуа.

— Неприятно осознавать, что лич вновь скрыл личность своей жертвы, — холодно вернул всех к теме обсуждения лорд оттон Грэйд.

— Это явно новый служащий на корабле, — уверенно произнесла я.

Все трое офицеров вопросительно посмотрели, но вопроса не задал никто.

— Его сапоги скрипели, — пояснила свое предположение, — сомневаюсь, что у всех присутствующих на «Ревущем» новая обувь, если только обмундирование не выдали перед отплытием…

Лорд Артуа стремительно поклонился, его сопровождающий повторил жест прощания, герцог первым поспешил к двери, выдав невнятное:

— Прошу нас извинить…

Однако мое любопытство оказалось сильнее обиды, и мои слова остановили лорда, едва он распахнул дверь.

— Лорд оттон Грэйд, не могли бы вы… задержаться, — максимально вежливо попросила я.

Герцог распахнул дверь, пропустил обоих офицеров, закрыл дверь, повернулся и взглянул на меня. Прямой немигающий взгляд черных глаз, и я задаю не тот вопрос, который планировала:

— Вы столь стремительно вернулись… Почему?

Резкий шумный выдох и злое:

— Ощутил появление лича. Вас еще что-либо интересует, леди оттон Грэйд?

Тон, которым он это произнес, свидетельствовал, что вопросы как минимум недопустимы, как максимум — преступны. Однако я не могла промолчать, не понимая причин внезапно возникшей ненависти.

— Лорд оттон Грэйд, — мой голос почти не дрогнул, — могу я узнать, чем заслужила ваше негодование?

Мне с большим трудом дались эти слова, ведь все внутри пылало от возмущения несправедливостью, и очень-очень хотелось оскорбить герцога злословием, нежели с трудом сдерживаясь, пытаться вести беседу. Но стало значительно сложней, едва герцог ответил:

— Ненавижу ложь, леди оттон Грэйд. — Он произнес это холодно и продолжая смотреть мне в глаза. — Презираю притворщиц и актрис. Я дал исчерпывающий ответ?

Кровь прилила к щекам. А негодование… негодование выплеснулось наружу.

— Лорд оттон Грэйд, — мой голос звенел от возмущения, — вы осуждаете мои притворные слезы при появлении этого неизвестно кого?

Герцог не ответил, лишь его взгляд, казалось, заледенел.

— Но… — у меня на мгновение перехватило горло от обиды и недопустимой жалости к себе, и все же, справившись, я продолжила. — Но что мне было делать? И в замке, и здесь? Я одна, я не обладаю магией и не способна защитить себя, и единственное, что мне остается — хитрость и притворство, лорд оттон Грэйд.

— Это попытка оправдаться? — холодная насмешка прозвучала отчетливо.

И у меня пропало всяческое желание хоть что-то объяснять, но я все равно ответила:

— Это попытка выжить, лорд оттон Грэйд. Возможно, вам она показалась ничтожной и достойной осуждения, но мне, осведомленной о гибели