– Тогда я уже не знаю, что и придумать. Мы узнали, как умерла моя старушка, но пользы это не принесло, – я вздохнула. – Похоже, мне нужно просто смириться, что я от нее никогда не избавлюсь.
Ден обошел машину, взялся за дверцу и посмотрел на меня долгим взглядом.
–
Я слабо улыбнулась. На душе скребли кошки, и плохое настроение не могли развеять даже попытки Дена быть милым. Забравшись в машину, я по привычке посмотрела на заднее сиденье. Но бабуля почему-то не торопилась следовать за мной. Она оставалась на руинах дома.
Ден завел мотор и начал выкручивать руль, чтобы развернуть автомобиль. Я повернула голову, наблюдая за призрачной старушкой. Когда «Форд» начал потихоньку удаляться от дома, покачиваясь на рытвинах разбитой дороги, я не выдержала.
– Останови! – попросила Дена.
Он тут же нажал на тормоза.
– Что случилось?
Повинуясь какому-то внутреннему порыву, я выскочила из машины. Сбросила куртку на ее крышу и устремилась к пепелищу, на ходу подкатывая рукава тонкого трикотажного свитера.
– Вика! Ты куда? – раздался за спиной голос Дена.
Вбежав во двор, я начала карабкаться по трухлявым прогоревшим доскам к центру дома, где маячила бабуля.
– Дура! А вдруг там подвал? Провалишься же! – рявкнул Ден мне в спину.
Но меня уже было не остановить. Черт возьми, я столько времени провела с этим гребаным привидением! Я должна была уже понимать ее намеки!
И казалось, что я их поняла.
Пачкая руки в саже, я принялась разгребать завал. Парой мгновений позже рядом появился Ден, тоже без куртки. Обозвав меня безбашенной стервой, он начал раскапывать пожарище вместе со мной. В четыре руки мы раскидывали доски, морщились от терпкого запаха горелого дерева и разбирали, разбирали, разбирали…
Яркое весеннее солнце припекало спину. Я оцарапала палец о какую-то железку. Никто из нас не понимал, зачем мы это делаем и что ищем.
Из-под груды трухи показался железный остов кровати. Проржавевшая пружинистая сетка топорщилась во все стороны. Ден с трудом отогнул ее в сторону.
– Все, – выдавил он, задыхаясь, – дальше пол. Цементный.
Я застонала и опустилась прямо на грязные доски. Мои руки были черными по локоть. Ден вообще вымазался как черт. Я даже не могла вытереть набежавшие на глаза слезы! Такой неудачницей давно себя не ощущала.
– Погоди-ка, – Ден вдруг резко наклонился, запустил руку в груду хлама и покопошился там.
Медленно разогнувшись, он вынул грязную жестяную прямоугольную коробку. Наши взгляды встретились, и еще никогда я не видела в его глазах столько же азарта, сколько ощущала внутри себя.
Я подскочила и дрожащими руками отобрала добычу. Привидение подлетело ближе и уставилось на меня умоляющим взором. Даже руки на груди в молитвенном жесте сложило.
– Это оно, – уверенным голосом сказал Ден.
Я неловко приоткрыла крышку. Внутри, на самом дне глубокой жестянки, покоилась стопка писем.
– Они уцелели от огня только чудом, – пробормотала я, вынимая драгоценную находку и отбрасывая жестянку.
– Видимо, коробка хранилась под кроватью, в углу. Огонь тут не так жарил, – сделал вывод Ден.
С его помощью я выбралась на твердую почву и начала перебирать письма, оставляя на их краях отпечатки грязных пальцев. Бабуля заглядывала мне в лицо.
– «Удальцову Николаю Матвеевичу», – прочла я на одном из конвертов.
– Коленька?! – ошарашенно протянул Ден.
Я опустилась на большой округлый камень у забора и принялась читать. И чем больше погружалась в историю, которую бережно сохранила бумага, тем чаще сглатывала вязкий ком, подступавший к горлу.
– Вика… – прошептал Ден, присев на корточки рядом, – что происходит?
– Она его любила, – я на миг оторвалась от чтения и шмыгнула носом. – Коленька – это любовь всей жизни моей бабули, понимаешь?!
Он осторожно кивнул.
– Они познакомились в Ялте на отдыхе, – продолжала пересказывать я, – он – военный моряк, она – замужняя женщина с ребенком. Курортный роман. Обменялись адресами, но оба понимали, что не смогут быть вместе. В последний вечер он просил ее бросить семью и остаться с ним, обещал, что примет ребенка как своего. Но она не решилась.
Ден почесал в затылке.
