— елейным голосом произнес Судья Бедерхем, не сводивший глаз с Зелга, доспехи которого в этот момент из красных лат Аргобба сделались черными, как мрак океанской бездны.
Мардамон что-то забормотал себе под нос. Скорее всего, это были «Обидные слова», но, в отличие от Батаара, Адский Судья и Гончая Князя Тьмы и не такое выслушивал, не моргнув глазом, так что заклинание на него не подействовало, и жрец предусмотрительно направил монстра Ламахолота в задние ряды.
Герцог Кассарийский, не оборачиваясь, властно взмахнул рукой, и в небольшой толпе, стоявшей за его спиной, возникла фигура огненного рыцаря. Флагерон изумленно вертел головой, не слишком понимая, где был, куда попал, сколько отсутствовал и что за это время пропустил. Секунду спустя его сгреб в объятия Кальфон, обрадованный возвращением бесследно пропавшего товарища. Торопясь к месту событий, заинтересованный Сатаран проглотил сразу двух последних фьофьорли, а Лилипупс предложил одному из великих магистров Ордена Рыцарей Тотиса «разуть глаза на бесчинствобразия их командора и посохранять здоровье для потом, где оно много потребуется, если сейчас проглупить».
Великий магистр понял, что под этой зеленой шишковатой лысиной скрывается великое дарование и внял мудрому совету.
Сущность войны есть насилие, и умеренность в войне есть слабоумие
Томас Маколей
В этот момент сражение стало затихать.
* * *
— И зачем ты притащил мне эту тарелку?
— Потому что она твоя, я думаю.
— С твоим словесным портретом?
— Ну, портрет-то совпадает. Это ведь ты тогда зверопусил, путусил и как его… дворковал вландишным способом?
— Э-ээ, нет, я на такое не способен. Точнее, способен. Но лучшие результаты мы показываем, выступая в команде. В отличие от некоторых.
— То есть ты понял?
— Позже, чем ты, но догадался сам, не заглядывая в твою голову, — признался Спящий.
— Это наша голова. Общая.
— Скажем так, в твою часть нашей общей головы. — Спящий потер затылок, что всегда означает смущение. — Печальная судьба, откровенно говоря. Не хотелось бы ее повторить.
— Как ты думаешь, Думгар знал?
— Этот старый кусок тверди земной? Иногда я думаю, он знает вообще все. Только молчит и улыбается.
— Мне тоже кажется, что он не мог не знать. Ведь Генсен создал его до разделения, и оно должно было состояться у него на глазах. Тогда почему он не сказал мне?
— Есть вещи, до которых ты должен дойти своим умом, а до тех пор они как бы не существуют.
— Ну, вот я понял, и теперь у меня волосы дыбом. У нас не будет выбора. Или умру я, или умрешь ты, или случится именно это: кто-то из нас станет Генсеном, а кто-то Саразином.
— Мне они оба как-то малосимпатичны, — признался Спящий. — И что, никаких вариантов?
— Думаю, один все-таки есть. Но только в том случае, если он действительно, взаправду устроит нас обоих.
— Детское слово, взаправду. — Спящий посмотрел на Зелга со странной нежностью. — Ты помнишь, когда сказал его мне?
— Честно? Нет, не помню. Хотя ты бы, наверное, хотел, чтобы я помнил. Я испортил хорошее впечатление о себе?
— Хорошее впечатление, — взвился Спящий. — Какой же ты оптимист. Я знаю, что не помнишь, — невесело усмехнулся он. — Ты надежно запер меня и все собственные знания обо мне в первую очередь от самого себя. Ладно, освежу твою обморочную память. В тот день мы убили в саду василиска.
— Большого?
— Немаленького. Наша драгоценная Ласика подняла потом грандиозный скандал и уволила двоих телохранителей.
