– Не каркай, – буркнул особист, отворачиваясь. – Доедем, куда денемся. А на колесах не доберемся – лесами пойдем, тебе ведь не впервой?

Кивнув, Леха поудобнее устроился на продавленной дерматиновой сидушке, похоже, предназначенной исключительно для того, чтобы служить посредником между задницей и всеми до единого дорожными ухабами, и занялся трофейным автоматом. В отличие от пропавшего «эмге», теперь почти наверняка засыпанного вместе с окопчиком гусеницами немецких танков, как с ним обращаться, он знал. Спасибо множеству просмотренных кинофильмов, как старых советских, так и более новых, типа «Диверсанта» или «Брестской крепости». Отомкнув магазин, сменил его полным, из подсумка – иди знай, сколько фриц успел расстрелять? Разобрался, как раскладывать приклад. На всякий случай передернул затворную раму – выброшенный из казенника патрон улетел куда-то под сиденье – и завел рукоятку в фигурный вырез ствольной коробки, выполняющий роль предохранителя.

Контрразведчик искоса наблюдал за его манипуляциями, не рискуя надолго отрывать взгляд от дороги. «Да расслабься ты, – едва не выдал Степанов, скрывая улыбку. – Тут ведь как в том бородатом анекдоте – «куда она из колеи, на фиг, денется». Тем более на такой огромадной скорости».

– Разобрался, гляжу? – наконец не выдержал лейтенант, кивнув на лежащий на Лехиных коленях автомат.

– Так точно, ничего сложного. Я вообще оружие люблю, у меня батя… охотником был. – Десантник все-таки успел остановиться, едва не сболтнув лишнего. – Вот и позволял в детстве свою двустволку разбирать да чистить. Ну, и стрелять иногда тоже разрешал. Нечасто, конечно, мол, нечего зазря патроны жечь, порох и дробь денег стоят.

– Зато теперь настреляешься, – неожиданно скрипнул зубами Батищев, вперившись в пыльное лобовое стекло, в левом нижнем углу которого была закреплена выгоревшая черно-белая фотокарточка совсем молоденькой девушки в сарафане с двумя смешными косичками, видимо, пассии водителя. В руках она держала букетик каких-то полевых цветов. – На всю оставшуюся жизнь настреляешься… – и добавил несколько коротких и злых, совершенно непечатных слов на «русском командном». В кабине повисло тяжелое молчание, прерываемое лишь завываниями слабенького мотора.

– Красивая девушка, – желая хоть как-то разрядить обстановку, сказал Степанов, кивнув на фото. – Наверное, невеста шофера?

– Невеста, – односложно ответил энкавэдист, не поворачивая головы. – Маринкой звали. В августе они с ефрейтором Барыкиным свадьбу планировали, меня свидетелем приглашали.

– А почему… звали? – В последний момент Леха понял, каков будет ответ, и пожалел, что затеял этот разговор. Мог бы и раньше догадаться, идиот! Разрядил, блин, обстановку…

– Погибли они, вместе со Степой погибли. Еще утром двадцать второго. Она у нас в банно-прачечном служила, а он, соответственно, в автороте. Когда бомба в женское общежитие попала, он сразу туда побежал. Думал, может, поможет кому, из-под завала вытащит. Только кому уж там помогать, по камушку все разметало. Но не добежал – прямое попадание, одна воронка осталась. Вот и поженились…

Дальше ехали молча.

И длилась спокойная поездка по военным меркам просто немыслимо долго, аж целых сорок минут. А затем в стенку кабины заколотил кулаком летун. Останавливаться особист не стал, лишь немного сбросил и без того невеликую скорость, высовываясь в окошко водительской двери. Леха, мгновенно сложив в башке два и два, тоже торопливо высунулся наружу, оглядываясь. Позади, пока еще довольно далеко, как минимум в паре километров, горизонт заволокло густым пыльным шлейфом. Поднять такой могла только весьма нехилая колонна военной техники, преимущественно гусеничной, поскольку автомашины пылят все же поменьше. Ну, все, покатались. Вот и фрицы пожаловали, давно не виделись. Блин, да когда же этот бесконечный день наконец закончится-то?!

Переглянувшись с десантником, Батищев зло дернул щекой, с хрустом перекидывая передачу и прибавляя скорость. Грузовичок обиженно рыкнул мотором, но, к счастью, не заглох, ускоряясь.

– Как думаешь, разведка, скоро нас нагонят?

«Ого, вон оно как, разведка, значит? – мысленно хмыкнул тот. – Прогресс в наших отношениях определенно налицо. Что не может не радовать». Ответил он, разумеется, совсем другое:

– Откуда ж мне знать, тарщ лейтенант? Судя по пылюке, бронетехника прет, значит, в скорости у нас всяко преимущество. Если не заглохнем, конечно. Да и оторвались мы километра на два. Так что ежели и дальше будем ехать, как ехали, может, и не догонят. Главное, на разведку ихнюю не нарваться, любят они вперед мотоциклистов высылать, приходилось сталкиваться. Помните, я рассказывал? Товарищ комбат говорил, до наших километров двадцать, верно?

Помолчав несколько секунд, контрразведчик нехотя буркнул:

– Было двадцать, сержант. Когда я за тобой уезжал, бригада сворачивалась и начинала выдвижение, куда – понятия не имею, мне не докладывали. Может, к границе, а может, и вовсе наоборот. Так что не знаю. На месте сориентируемся.

Алексею просто до одури захотелось смачно выругаться, но он, разумеется, сдержался. Мило, очень мило. И куда они в таком случае вообще едут? Ориентироваться на месте? Да твою ж мать! А если там уже все немецкими бомбами перекопано, не зря ж весь день над головой самолеты летали? Им тогда что делать? Кататься по округе в поисках остатков «своих», пока бензин не кончится? Или пока на немцев не напорются? Офигеть…

По крыше кабины снова заколотил кулаками летун. Ну, что там еще страшного случилось? Высунувшись в окно, десантник бросил взгляд на перепуганного Борисова, но спросить ничего не успел, поскольку тот первым прокричал, тыча рукой за спину: