охраны, расположенных неподалеку от вокзала, удалось разжиться охотничьими ружьями и несколькими автоматами с боеприпасами. Иногда добытчики сталкивались со стаями диких псов, но сейчас сталкеры уже могли дать отпор хищникам. Даже сам Игорь Юрьевич разок поднялся наверх – похвалил ветряки, погрустил, глядя на город, который несколько месяцев назад покинула жизнь. Начальник станции долго смотрел на темную воду Оки, взгляд скользил по холмам противоположного берега. После этого похода Платыгина не оставляла мысль, что на Горьковской тоже должны быть выжившие. Иногда, глядя на карту, он надолго замирал, рассматривая нагорную часть, и морщины бороздили лицо начальника Московской.
Все разрешилось само собой. Пришел октябрь, и стало еще холоднее. Однажды вечером, во время осмотра одной из мельниц, отряд сталкеров поднялся на метромост. В густеющих сумерках темная вода и пасмурное небо казались потусторонними, зловещими. Аркадий осмотрелся. Мрачными громадами высились угрюмые многоэтажки, пугающими и зловещими казались заросли на острове, что тушей исполинского зверя разлегся под метромостом. Где-то за грядой городских развалин родился протяжный вой, пролетел над мертвыми кварталами и упал в мутные воды Оки. Пора было возвращаться назад. Обитатели городских трущоб вышли на охоту, и можно легко нарваться на стаю оголодавших диких псов. Виктор включил фонарик, направил скользкий луч вперед, вдоль дорожного полотна.
И вдруг с той стороны реки ответили – там маленькой звездочкой вспыхнул огонек, мигнул и погас, а через пару секунд зажегся вновь. Сомнений не оставалось – по ту сторону метромоста находились живые люди.
– Люди! – вдруг взорвался Мишка-электрик, заставив товарища непроизвольно вздрогнуть. – Люди, мать их ети! – И вдруг, не говоря ни слова, сорвался с места и припустил по мосту, размахивая фонарем.
– Куда? – крикнул Аркадий и бросился за обезумевшим товарищем. Он помнил – Мишка рассказывал, что в Страшный день он проводил жену с сынишкой на поезд, идущий на Горьковскую, а сам задержался на Московской. Понятно, почему электрик сорвался на другой берег.
Михаил остановился метров за двадцать до того места, где заканчивалось полотно и разверзалась пропасть. Внизу темной лентой ползла Ока. А там, на другом берегу, маячил маленький огонек. Люди! На том берегу были люди, и в этом Аркадий не сомневался.
– Эй, на том берегу! – заорал электрик и принялся выписывать фонарем окружности. Пятнышко света замигало, зашевелилось, будто подтверждая, что сигнал принят. Подбежали остальные.
– Дай фонарик! – протянул руку Вадим, но Мишка отдернул руку и очумело уставился через стекла противогаза на товарища.
– Да ты рехнулся, что ли? – повысил голос Вадим. – Я в кружок ходил радиолюбителей. Азбуку Морзе учили. Дай быстрее, попробую им сигнал подать.
– Отдай! – приказным тоном произнес Виктор. Мишка подчинился и протянул другу фонарик. Вадим уверенно взял его и начал работать выключателем. Два длинных – короткий. Длинный – короткий. Выдержал паузу, а потом снова принялся «подмигивать» неизвестным на другом берегу.
– Что ты им передал? – взволнованно спросил Виктор.
– «Метро. Завтра тут». Не знаю, поймут ли. Надеюсь, что хотя бы запомнили и смогут потом расшифровать.
Они еще какое-то время стояли на холодном пронизывающем ветру, вглядываясь в густеющую тьму. Но огонек на той стороне погас и больше не появлялся. Почти совсем стемнело, и угрюмые здания казались зловещими, таящими угрозу. Моросил мелкий дождь, несколько капелек легли на окуляры противогаза Аркадия. Мужчина смахнул их перчаткой, глянул на товарищей. Они заметили, что в воздухе начали кружить какие-то черные хлопья. Вадим поймал одну такую снежинку, растер между большим и указательным пальцами.
– Пепел, – сказал он. – Сгорел наш мир. Домой потопали, а то Юрьич себе все ногти обгрызет. И так задержались. Будем надеяться, что на том берегу приняли сигнал.
Вадим махнул рукой и первым потопал обратно. Друзья торопливо засеменили за ним. Следовало поскорее сообщить начальнику станции важную новость.
Казалось, ледяной ветер пробрал его до самых костей, и Аркадий долго не мог согреться после похода. Он все думал и думал. Неужели там, на Горьковской, тоже есть выжившие? А почему бы и нет? На всех станциях заречной части города укрылись люди, а чем Горьковская хуже? И пусть там спаслось много людей, и Мишка найдет свою семью. А он…? Боль утраты кольнула под ребра, полезли в голову воспоминания. Его счастье осталось там, наверху. Родители и та единственная, кого он любил и кого не успел спасти.
Аркадий с трудом вернулся к действительности. Товарищ с надеждой смотрел на него. Они сидели в вагоне поезда, замершего в тот роковой день в туннеле, ведущем к метромосту. Состав давно приспособили под общежитие: разгородили на крохотные квартиры, обустроили и обжили. За тонкой фанерной стенкой кто-то возился, у соседей капризничал ребенок.
– Как думаешь, они придут к нам? – спросил Миша, когда друг присел рядом.
– Не знаю, – пожал плечами Аркадий. – Надеюсь, расшифруют Вадькин сигнал. Хотя, кто их знает. А откуда они маячили?
– Там площадка есть, где туннель в землю уходит. Оттуда, наверное. Знаешь, я все надеюсь, – голос Мишки дрогнул, и тот потупил взгляд.
– Мне тоже хочется в это верить, – Аркадий ободряюще похлопал товарища по плечу. Друг скупо улыбнулся. Пусть будет так, как мечтает товарищ. Пусть.
На следующий день горьковские не явились. Напрасно «гонцы» Московской провели весь вечер на осеннем ветру у обрыва метромоста,