его кряжистой фигуре, красная полуюбка скрывала ноги до середины бёдер. Я не сразу понял, что это не юбка, а туника, надетая под кольчугу. Действительно было жарко. На поясе обычный русский боевой нож и такой же обычный меч. Голова не покрытая, видимо, тот был не на службе, у других воинов шлемы были на месте. Коричневые кожаные и также коричневые полусапожки заканчивали ансамбль одежды и обуви этого воина. Разве что стоит упомянуть хорошо видную бечёвку на шее, явно крестик носил, обеденный нож на поясе и небольшой мешочек. Не кошель, в таких хранят соль, смешанную с перцем. Я знаю, у меня самого такой же мешочек с солью на поясе. Дань традиции, чтобы не выделяться.
– Почему посаднику об этом не сообщил? – хмуря густые брови, поинтересовался тот.
– Он не спрашивал. К тому же Василий должен был сообщить о побитых татях князю в крепости Орешек. Тот меня знает хорошо, должен его принять.
– Давно знакомы?
– Как его посадника живота лишил, так и познакомились. Виру за посадника и его воинов я уплатил, так что князь снял с меня все обвинения и отпустил. Признал, что не моя там вина, татя посадник прятал сродственника своего, брата жены. Тот вор, украл моё имущество и прятался на подворье родственника, я его выследил и призвал к ответу. Я же не знал, что это дом посадника. Тот на меня воинов натравил, ну и завертелось.
– Много побил?
– Крови воинов я не хотел, но бой есть бой, двоих убил, остальные ранены. Весь десяток положил, а также вора и его двух боевых холопов.
– Один или помогал кто?
– Я без помощников кому хочу по шее надаю.
Воин крякнул и, свистнув двух дружинников, снова стал меня задумчиво рассматривать, пока те к нам бежали. Непростой воин, ой непростой. Ждать, что тот что-либо скажет, я не стал, развернулся и направился к Матвею, нужно с ним поговорить. Посадник уже ушёл в Кремль, наверное, дел было много. Народ потихоньку расходился, так что ждать чего-либо я не стал, обе бумаги мне уже вручили, это сделал неприметный дьяк в чёрной хламиде, как у попов, но вроде не поп. Я успел сделать пару шагов, на ходу убирая документы на дом и на ушкуй в котомку на боку, неловко действуя раненой рукой, как за спиной грозно рыкнули:
– Куда это ты направился?
Голос был знаком и, не смотря на большую часть угроз в тоне, не узнать я его не мог, да и не было больше никого, кроме этого воина. Резко обернувшись, положив ладони на слегка шершавые рукояти сабель, я с угрозой спросил:
– Ты как, холоп, с князем разговариваешь?! Совсем забылся тут?!
– Кто холоп?! – взъярился уже воин, зло оскалившись. – Родовитого боярина холопом называешь?!
– Поединок, – коротко бросил я.
– Быть тому. Немедленно. С тем оружием, что при себе. До крови, – бросал воин отрывистые фразы.
– Без проблем, – кивнул я.
Посадник уже вернулся, да и народ снова потёк на площадь. Я думал, нас куда поведут, в крепости было специальное ристалище на случай поединков, но нет, люди образовали круг, впереди стояли в основном воины, бояре да пара дьяков, а вот остальные толпились за их спиной, пытаясь рассмотреть, что происходит. Посадник, прежде чем объявить о начале поединка, а ритуал священен, вмешаться он не мог, поинтересовался причинами поединка. Я указал на презрительное и неуважительное отношение от неизвестного воина, тот полутысячником оказался, а вот этот наглец заявил, что я, вероятно, убил его сына. Посадник тут же поднял руку и объявил, что я прибыл в республику всего три недели назад и просто не мог зимой быть причастен к пропаже сына полутысячника и десятка воинов, что его сопровождали. Более того, раньше бывать мне в России не приходилось, это подтверждал князь Патрикей Наримунтович, что правил в городе Орехове и окрестностях. Там же подтверждалось, что вира за побитого посадника и его родственника мной уплачена, и препятствий мне просил не чинить. Но о том, что я ещё и татей на Волхве побил, посадник не знал и попросил озвучить, как это произошло.
Я достаточно подробно описал, как лишил живота почти два десятка татей, при этом пожалев, что нескольким удалось скрыться в лесу, быстро бегали. Также озвучил, что взял в качестве трофеев шесть неплохих кольчуг вроде тех, что на дружинниках, но они все требовали ремонта. Видимо, бандиты себя этим не утруждали, дыры не я наделал. Также было семь мечей, четыре щита, несколько ножей и два арбалета. Луки были, но самоделки. Интереса не представляли. Об остальных трофеях сказал мельком, только то, что могло принадлежать воинам.
Слушали меня в полной тишине, дружинники были мрачные, особенно когда я сообщил, что на трёх кольчугах кольца повреждены на спине, следы от арбалетных болтов. Закончил такими словами:
– Раз теперь известно, кому принадлежит защита и вооружение, взятые мной у татей, я решил вернуть их сотне, где служили погибшие дружинники. Не хочу делать деньги на крови русских дружинников, не пожалевших живота своего за государство и сложивших голову за него.
Посадник кивнул, но обидчик, что стоял напротив в пяти метрах, медлил. Несколько секунд он меня рассматривал, после чего склонил голову и глухо сказал:
– Прости, княже, разум помутился мой, когда увидел любимую игрушку сына. Лучший новгородский кузнец выковал, как тот радовался и тренировался с ним. Прости.