Лестницу я нашёл у кормы, к борту была привязана. Отвязал и спустил в трюм, после чего ещё раз осмотрелся. Все девушки были с кляпами, то-то так тихо, а вот торговец от кляпа избавился, под его ногами лежал кожаный обслюнявленный комок, поэтому и мог говорить. Достав нож, я перерезал путы, освободив всех, и велел подниматься наверх. Матрос пришёл в себя, когда на него ведро воды вылили, и мы вдвоём, раздевая татей до исподнего, стали сбрасывать их в воду. Всех отправили, в живых никого не было, я и каюты осмотрел. Кстати, хоть и речное, но большое судно, на борту порядка тридцати татей было. Торговец, увидев хозяина судна, его тело, нашпигованное картечью, долго пинал, проклиная. Товар, людей и судно он потерял. Взяли их легко, ладью повели, видимо, в отстойник, в команде не было десяти человек, а вот его решили в рабство продать. Хорошо, я им подвернулся.

Когда все трофеи мной были осмотрены и с помощью девушек перенесены на баркас, я их занял, чтобы больше не плакали, работа помогала, стал думать, что делать дальше. Все девушки перешли ко мне на борт, ушкуй берём на буксир, к его корме привязали мою лодку. И все вместе плывём на борту моего судна. На моей жаровне девушки приготовили похлёбку, вполне сытную. Весь запас лепёшек, что я напёк у крепости Орешек, гости съели. Вот чай, особенно с мёдом, изумил всех, ничего подобного они не пробовали, очень необычный вкус. Чай пока не был распространён на Руси, чаще пили сбитень, квас или морс, а тут такой необычный напиток. Торговец тоже его распробовал и, подсев, расспрашивал, что это и откуда. Узнав, что из Индии, покивал и предложил купить у меня немного чая.

Ночь прошла спокойно, практически тихо. Лишь одна из девушек внезапно заревела ночью, но её успокоили. О причинах слёз я так и не узнал, мне не сказали, да и не интересовался я. Со вчерашнего вечера, с момента нападения, до сегодняшнего утра река была пуста, нам так никто и не встретился, поэтому после завтрака, – всё же девушки на борту мастерицами в приготовлении блюд оказались, – снявшись с якоря, мы выбрались из камыша. Несмотря на то что ушкуй засел крепко, мы сдёрнули его буксиром, чуть канат не порвали. Девятко, так звали матроса, который так и ходил с крупной шишкой на голове, убрав шест, с помощью которого столкнул буксир на стремнину, поднял с торговцем парус. Девятко мне нравился своей хозяйственной жилкой. Вчера всё ценное помог мне на борт баркаса перегрузить, а потом на моей лодке выловил все вёсла, выпавшие с ушкуя, и вернул их на борт. До наступления темноты отмыл палубу ушкуя от крови и даже сделал небольшой ремонт, где были повреждения от картечи, которую выковырял из дерева и отдал мне. Те, конечно, помятые, но пригодятся ещё. Он вообще не сидел, и такое впечатление, что просто не умел это делать, отдыхать.

После освобождения Матвей стал искать моих павших товарищей и, не найдя, спросил, где они, изумившись моему ответу, что я один. Ещё больше изумился, что я князь, последнее я особо и не скрывал. Он и не слыхивал, что опытную ватажку татей кто-то смог бы побить в одиночку. Даже с помощью огненного боя, выстрелы тот слышал, но всё же. Только и ходил, покачивая головой.

Сейчас я сидел за румпелем и правил, одной рукой это не трудно. Девятко возился на носу, поправлял чехол на пушке, а Матвей, шикнув на двух девушек, что хихикали у правого борта, направился ко мне. Ветер был попутным, шли мы на хорошей скорости, я внимательно наблюдал, чтобы держаться на середине реки, не хотелось бы вылететь на мель, поэтому лишь покосился, когда торговец сел рядом.

– Скоро Новгород, – немного пожевав губами, сказал он и погладил бороду. – К полудню там будем, места знакомые.

– К полудню – это хорошо, – ответил я, чтобы просто поддержать разговор, однако тот, немного повозившись, направился помогать напарнику. Работы Матвей не чурался.

Слева показалась на высоком берегу деревушка, у деревянного причала покачивались две крупные лодки, ещё несколько, но поменьше, были вытащены на берег. Там возился одинокий рыбак, смолил днище, кроме него и стайки мальчишек, больше никого на виду не было. Деревушка не привлекала нашего внимания, и мы двигались дальше в сторону Новгорода. Часам к десяти показалось сразу четыре судна, идущих навстречу, три ладьи и ушкуй. Среди команд и торговцев оказались знакомые Матвея, и пока мы миновали их, тот успел сообщить, что с ним было и как удалось отбиться от нападавших, о своём освобождении. Говорил только он, встречные успели только поздравить со счастливым освобождением и крикнули, что дальше река чистая до самого Новгорода, а его ладья им не встречалась.

Обедать приставать мы не стали, девушки лишь вскипятили воды на жаровне, и я заварил чаю, попили его, обманывая желудки. Решили, что дойдём до Новгорода, там и поедим. Когда наконец вдали показались стены Новгорода, Матвей снова подошёл ко мне. Я и так видел, что тот что-то сказать хочет.

– Максим, по закону ты должен сообщить о ворогах посаднику, тот судить и рядить будет. Ушкуй тебе отдадут со всем, что на щит взято, это священно. Я бы хотел выкупить его, своё судно потерял, а ушкуй и больше, и идёт хорошо. Девятко его уже внимательно осмотрел, одобрил, хорошее, крепкое судно.

– Я не возражаю, оно мне без надобности.

– А лодку?..

– Нет, – отрезал я. – Лодка не продаётся.

Матвей, похоже, глаз на неё положил, но видя, что тут я в своём решении категоричен, отступил, насчёт ушкуя мы ударили по рукам, его по-любому отдадут мне, это по Правде. Посадив за румпель Матвея, тот знал, где лучше пристать, я стал осматривать вещи и самое малоценное, поломанное оружие и неинтересные трофеи стал складировать в пару мешков. Мелочёвку всю сложил, она мне также не нужна. Нужно было представить посаднику доказательства нападения. Причём сверху стоит положить что-то дорогое, чтобы тому понравилось, типа мзды, но официальной. Мне об этих тонкостях ещё князь рассказал, не стоит нарушать традиций.

Как только баркас встал у пирса, мы подтянули за буксирный канат ушкуй, я помогал одной рукой, поставили его рядом, а вот лодку перевязали к моему