– О тебе, Тиль.
– Вот так сразу и влюбился? – с сомнением протянула она.
– Может, и сразу, – пожал плечами он. – А может, и постепенно. Я не думал об этом. Просто понял, что из всех девушек, которые начали появляться в бесчисленном количестве на моем горизонте в последние дни, хочу видеть рядом с собой только одну. Тебя. – И, снова поцеловав ее в приоткрытые губы, предложил: – Пойдем жениться, ангел?
– А знаешь что… Пойдем! – тряхнув волосами, рассмеялась девушка. – Не зря же я лучшее платье сегодня на праздник надела. Только мне хотелось бы видеть на церемонии своих друзей и…
– Будут! Я уже вручил всем приглашения.
– Когда?! – округлив от удивления глаза, воскликнула Клотильда. – Они что? Были в курсе?! Вы сговорились, да?
– Секрет, – загадочно улыбнулся ее будущий муж и, не удержавшись, снова поцеловал свою девочку.
Эрилин перебирала в тонких пальцах нежные лепестки белого цвета, сидя на каменном бортике давно переставшего бить фонтана, спрятанного в глубине тенистого сада, окружавшего здание интерната. Воспитанницы за глаза называли это во всех смыслах закрытое заведение питомником по аналогии с псарней, где растили породистых (и не очень) щенков, которых потом продавали новым владельцам. Так и девочек госпожи Вульф после первого совершеннолетия, наступавшего в пятнадцать лет, продавали клиентам на частных аукционах. Ведь все выпускницы были собственностью хозяйки, которая покупала их детьми, растила, одевала, давала блестящее образование и тратила большие деньги на корректировку внешности, чтобы превращать обычных девчонок в идеальных живых кукол, за которых толстосумы готовы были платить большие деньги.
Бизнес госпожи Вульф был совершенно законным. И, реши кто-то из девочек предъявить ей претензии, они бы проиграли суд. Выкупая детей у родни и опекунов, владелица интерната четко следила за оформлением документов, передающих ей все права на будущих воспитанниц. После заключения договора она становилась единственной родственницей для приобретенной малышки… ее мачехой, воспитательницей и тюремщицей в одном лице. Госпожа вкладывала в своих девочек силы и средства, чтобы потом вернуть их с лихвой после продажи очередной «куколки».
Эрилин Каро являлась жемчужиной коллекции госпожи Вульф. В жилах этой хрупкой светловолосой девочки с глазами цвета морской волны текла магия фей, всплески которой в последнее время были настолько редки, что за остроухую воспитанницу с блестящим образованием и природной красотой хозяйка интерната планировала выручить сумму, равную продаже десятка «живых кукол». Мнением товара никто традиционно не интересовался. Девочкам с детства вбивалась в голову мысль, что быть послушными игрушками для будущих владельцев – это их святая обязанность и единственное призвание. Некоторые бунтовали, а потом исчезали на несколько недель и возвращались тихими и покладистыми, словно настоящие куклы. Эри не хотела покидать стены школы, хоть ей тут и не очень нравилось. Не хотела она и расставаться со своим лучшим другом – огромным белым цветком, выращенным ею в саду с помощью своего редкого дара. Но открыто идти на конфронтацию с госпожой Вульф и ее помощниками девочка опасалась, помня о судьбе предшественниц.
Бежать Эрилин было некуда. Отец продал ее после смерти матери, которая умерла, рожая уникальную дочурку. Он был на все сто процентов человеком, жена – тоже. Это значило, что остроухую малышку зачал кто-то другой. Тайным любовником супруги являлся мужчина, в роду которого были фейри, чьи последние представители покинули мир много веков назад. Но дар, точно зеленые ростки сквозь почву, время от времени возрождался, прорастая в полукровках, явной отличительной чертой которых были заостренные кончики ушей и невероятно чистые, яркие глаза. Эри относилась к таким. И отец, который родным ей не был, выгодно продал ненавистное дитя, убившее его любимую супругу, госпоже Вульф.
Поглаживая ластящийся к узкой ладошке бутон, девочка наслаждалась последними днями свободы и прощалась со своим верным другом. Цветок, в отличие от воспитанниц интерната, никогда ей не завидовал, не боялся ее магических способностей и не избегал общества маленькой феи, которой так не хватало душевного тепла и искренней дружбы.
– Сегодня будет праздничный торт со свечами, – рассказывала ему девочка. – А завтра меня оденут в красивое платье, причешут и выставят на аукцион в качестве лучшего лота. – Питомец терся о ее ладонь, сочувствуя уготованной ей судьбе. – Говорят, уже есть клиент, готовый меня купить за любые деньги, – Эри поморщилась как от боли и неприязненно передернула худыми плечиками. – Он меня видел на смотринах, проводимых в прошлом месяце, и… знаешь что, ему особенно понравились мои волосы! – воскликнула она и тут же воровато оглянулась, боясь быть услышанной. – Эти вот волосы. – Девочка перекинула на грудь толстую косу медового цвета и, вытащив из кармана форменного платья ножницы, зло прошипела: – Хрен ему, а не волосы!
В следующий миг роскошная коса одинокой змеей упала на траву, а пятнадцатилетняя фея довольно улыбнулась. Она знала, что наказание за самоуправство неизбежно, как понимала и то, что мучить ее в канун аукциона никто не станет. Выставят как есть. В конце концов, прическа – дело наживное, отрастет. Но досадить своим бесчувственным хозяевам хотелось хотя бы так.
– Браво, милая! – услышала она мелодичный голос, сопровождавшийся хлесткими аплодисментами, и испуганно сжалась, предчувствуя скорую расплату, но тут же взяла себя в руки и гордо расправила плечи, вскинув голову с короткими, до плеч, волосами.
Девушка, шагнувшая к ней из-за дерева, была не похожа на надзирательниц интерната… да она вообще ни на кого не была похожа. Разве что на сказочную принцессу или…
– Ты фея? – с детской непосредственностью, которую так и не смогли убить в Эрилин учителя, спросила гостью именинница.
