Время тянулось томительно медленно. В зимнюю пору световой день короток, но сейчас он казался им бесконечно длинным. Все собрались в одной из комнат второго этажа, полностью готовые к тому, чтобы покинуть этот дом, который в любой миг мог стать для них смертельной ловушкой.

Глеб видел, как товарищи бросают друг на друга опасливые взгляды: вдруг одна из тварей, та самая, которая умеет воздействовать на сознание людей, подобралась достаточно близко и уже залезла в чей-то мозг. И что тогда? Ждать неожиданного выстрела от того, кому ты полностью доверяешь? Кто не раз спасал тебе жизнь и кому ты сам помог не единожды? Или такая тварь способна подчинить своей воле сразу всех? А может, все не так плохо, как они вбили себе в голову, и тварь умеет влиять только на такую же тварь. Но сомнение – то чувство, которое может, как ржа, разъесть любую уверенность, как бы крепка та ни была. И лишь Егор, укутанный во все, что только можно, а ему, неподвижному, потерявшему много крови, получить переохлаждение было несложно, лежал с закрытыми глазами.

– Уходим, – объявил Чужинов.

– И снежок как нельзя кстати пошел, – пробормотал Денис, подхватывая с одной стороны волокушу с раненым, которую еще предстояло протащить через узкий лаз.

– Да что там снежок – снежище! – приноравливаясь с другой стороны волокуши, сказал Киреев. – Каюсь: я уже все известные мне молитвы не один раз прочел, чтобы он только начался.

Глеб наполовину высунулся из лаза, прикрыл глаза, прислушиваясь: толку от зрения сейчас практически ноль – темно, да и снег валит так, что действительно стоит повторить за Прокопом – снежище. Ничего так и не услышав, рывком выбрался наружу, держа наготове автомат. Из дыры тут же показался Рустам, но тот задерживаться не стал. Прокоп появился следующим. Вдвоем с Войтовым они извлекли волокушу с Егором.

Когда они оказались на льду Одны, Чужинов взглянул в ту сторону, где растворилось во мраке их временное прибежище. Будь все иначе, они бы обязательно задержались в нем на некоторое время. В доме явно кто-то обитал продолжительное время и покинул его не так давно, возможно, даже прошедшей осенью. Отчего покинул и почему не вернулся – другой вопрос, ответ на который Чужинова в данный момент не интересовал.

– Темно, как у негра в заднице, – проворчал Прокоп, едва ли не на ощупь вручая Чужинову привязанную к волокуше веревку. Шли они по стрелке компаса и, по его предположениям, вот-вот должны были упереться в берег реки. Крутой, в отличие от противоположного. Затем необходимо было пройти вдоль него, чтобы наткнуться на овраг, по которому и следовало взобраться наверх. Глеб взял с запасом правее, чтобы уж точно не пройти мимо, потому что до следующей такой возможности предстояло топать и топать.

Вот попробуй обнаружь вход в овраг, когда вокруг черным-черно, к тому же еще и снег, густой, крупными хлопьями. Красивое зрелище – смотреть на такой снегопад, находясь, например, на освещенной улице, где на каждом столбе горит яркий фонарь, но только не сейчас. Значительно потеплело, едва ли не до ноля, и, ложась на разгоряченные лица парней, снежинки таяли, заставляя их раз за разом смахивать влагу с лица.

– Стоп! – сказал вдруг Рустам. – Замерли!

И все застыли, вслушиваясь в тишину. Недолго думая Глеб рухнул на лед, прижимаясь к нему ухом, чтобы тут же вновь оказаться на ногах: Рустам не ошибался.

– Уходим! Уходим быстро! – И они побежали.

Берег оказался значительно ближе, чем предполагал Чужинов, и теперь оставалось только найти выход на него. Они бежали вдоль откосной стены, отчаянно надеясь, что вот-вот появится тот огромный валун, который располагался у самого входа в овраг. Топот множества лап приближался, он становился все ближе, и тогда Чужинов подал новую команду. Едва не прижимаясь спинами к обрыву, люди встали вплотную друг к другу, выставив перед собой стволы автоматов, ожидая в любой момент, что из тьмы вдруг появятся смутные тени тварей. Застыв как изваяния, стараясь дышать через раз,