и механизмах, которые нисколько не уступали самым элитным маркам ведущих производителей, если были еще не лучше.

Он проверил баланс: все в порядке. Сжал рукоять поочередно обычным, топорным и обратным хватом, покрутил нож в пальцах, перекинул из руки в руку – ощущения были прекрасными. Нанес в воздухе несколько режущих ударов, закончив комбинацию глубоко проникающим. И тут все отлично. Оставалась последняя проверка, и, если нож выдержит такое «издевательство», останется только порадоваться, что он оказался в его руках. Если же нет, прямая дорога ему на кухню. Глеб вставил лезвие в щель между бревнами по самую рукоять и повис на нем весом всего тела. Нож выдержал, и, довольный, Чужинов положил его на стол, чтобы снова склониться над рюкзаком в предвкушении следующего подарка. Он вынул футляр размером с небольшой кейс, пристроил его рядом с ножом на столе и открыл.

– Петр Сергеевич! – прошептал Глеб, глядя на содержимое футляра. – При встрече я тебе в ножки поклонюсь!

Внутри лежал пистолет ОЦ-27, или ПСА «Бердыш», – последнее творение гениального конструктора Стечкина, пусть и сделанное им в соавторстве. Кнопка сброса магазина на обе стороны, емкость его – восемнадцать патронов, трехпозиционный предохранитель с функцией безопасного спуска курка, потрясающая надежность и очень высокая для боевого оружия точность. И это были далеко не все его достоинства. В комплекте к пистолету имелись три сменных ствола разных калибров, замена которых даже в полевых условиях – минутное дело. Один из них под патрон ТТ 7.62, второй – под 9?19 парабеллума. И третий тоже девятимиллиметровый пистолета Макарова и, что немаловажно, под более мощный патрон ПММ. Нет, Чужинов не собирался постоянно носить с собой весь набор стволов. Но в нынешних условиях, когда патроны в дефиците, такое разнообразие калибров становилось еще одним немалым достоинством пистолета.

«Сила! – Чужинов взвесил в руке почти килограммовый пистолет. – И хват нисколько не хуже, чем у «Беретты», в который раз убеждаюсь». Он уже имел дело с «Бердышом», особенно нравилось ему, что импульс отдачи приходился ниже затвора, примерно на уровне спусковой скобы, поэтому пистолет не подбрасывало так, как, например, ПМ. И сама отдача была не такая резкая, растянутая, что ли. Нашлись к пистолету и боеприпасы: двадцать пачек, по шестнадцать патронов в каждой. Причем все повышенной бронебойности. Пули с оголенным стальным сердечником не имеют такого останавливающего действия, как обычные, но твари – существа, абсолютно лишенные чувства боли, болевого шока от них не дождешься, и потому валить их нужно сразу намертво, поражая головной мозг. Однако строение костей черепа у них таково, что частенько случаются рикошеты, ну а с такими патронами этого можно особенно не опасаться. Глеб быстро снарядил все три запасных магазина, вставил один из них в рукоять пистолета и снова залез в рюкзак, чтобы в очередной раз обрадоваться. Ну а как тут не порадоваться абсолютно новенькой бундесверовской альпийской парке!

Подарки на этом закончились, правда, в одном из карманов удалось обнаружить брезентовую портупею, которая куда предпочтительнее кожаной. И тоже цвета хаки.

На дне рюкзака прощупывалось что-то мягкое, но Чужинов даже смотреть не стал. И без того ясно, что там пенополиуретановая подстилка, на которой и на леднике спать можно, не боясь застудить себе почки, которую можно использовать как гамак или носилки для переноски раненых.

«Да уж, – думал Чужинов, облачившись в «Горку» и пытаясь разглядеть себя со стороны без помощи зеркала, – дошел ты, Глеб, до точки. – Новая одежда висела на нем мешком. Вообще-то размер был его, но похудел он за время болезни так, что хорошо, если пятидесятый остался. – Ну ничего, как говорила бабушка, были бы кости, а мясо нарастет. Кстати, Викентьев сказал, что там еще должно быть и письмо от Ларионова».

Нашлось и оно.

«Глеб, – писал Ларионов, – бесконечно тебе благодарен. Очень надеюсь, что содержимое рюкзака тебе понравится».

Число, размашистая подпись и в самом низу приписка:

«Буду рад увидеть тебя в Мирном. И дела для тебя найдутся, и просто погостить».

Еще бы Чужинову подарки не понравились: по нынешним временам и сам рюкзак, и его содержимое – клад, да еще какой! Понимает Ларионов толк в подобных вещах. А чего удивительного: в прежней жизни он, как и Викентьев, тоже полковник, хотя к спецуре никакого отношения не имел. Глеб снова взял со стола пистолет. В теперешнем его состоянии, когда с автоматом не развернешься, мечтал он об АПС, а тут такая удача.

Скрипнула дверь, пропуская Марину. Девушка, увидев его в «Горке» и с пистолетом в руке, побледнела.

– Глеб, ты куда собрался? – всполошилась она. – Рано тебе… ночами иной раз зубами скрежещешь, еще и постанываешь… – Отлично себе представляя, что, если тот что-то решил, отговаривать бесполезно.

– Никуда, милая, никуда, – улыбнулся ей Чужинов, положив пистолет снова на стол и обняв девушку здоровой рукой. – А если даже и соберусь, тебя возьму. Поедешь со мной?

– Еще спрашиваешь! – Марина прильнула к нему. – Кирилла Петровича видел?

– Заходил не так давно. Скоро снова должен прийти.

И действительно, Викентьев не заставил себя долго ждать.

– Ну что, Глеб, собирайся, – с порога заявил он. – Отправляемся завтра в семь ноль-ноль. – Затем обратился к девушке: – Ну, Марина, ты прямо расцвела… красавица-то какая!

– Теперь есть для кого, – потупилась та. – Ой, Кирилл Петрович, давайте я вас чаем угощу, – засуетилась вдруг девушка.