А, как известно, голоса в голове до добра не доводят.

От пристального внимания Рима меня спас очередной раскат детского смеха. Ганзо, наш всегда спокойный и уверенный Ганзо, вздрогнул, и луч его прожектора выхватил из окружающей тьмы маленькую детскую ручку.

А после свет, излучаемый нашими прожекторами, мигнул и тут же погас. Внешнего освещения мы не имели, поэтому тут же погрузились в непроглядную тьму.

– Кхар, – ругнулся Змей.

Начавшийся было поток брани остановил тот же смех, раздавшийся уже в непосредственной близости от нас.

Внезапно нас ослепил дневной свет, а сами мы оказались посреди просторного жилья, наполненного теплом и яркими красками. Мимо нас пробежала девочка, смех которой мы слышали до этого. На вид ей было стандартов десять, ее уши украшал довольно красивый пирсинг, а вишневое платьице отлично гармонировало с темной кожей маленькой хороги.

– Дани! – позвал Ганзо.

Вот только не тот Ганзо, что сейчас замер, словно древняя статуя, а тот, что бережно нес в руках маленький шевелящийся сверток. Тот Ганзо широко улыбался, и на его обнаженных руках еще не было такого большого количества шрамов.

– Дани, милая! – Вслед за другим Ганзо вошла довольно привлекательная женщина. Пирсинг украшал не только уши женщины, но и брови, крылья тонкого носа и губы. Несмотря на большое количество украшений, это не выглядело отталкивающе. – Мы привезли тебе сестренку. Смотри!

Девочка тут же подбежала к родителям, радостно заглянула им в лица. От этих троих буквально веяло счастьем.

Другой Ганзо наклонился, сдвигая складки свертка, чтобы Дани могла увидеть то, что находится внутри.

– Красивая! – восхищенно прошептала она.

– Какого кхара происходит?! – прервал идиллию Змей.

– Мое самое счастливое воспоминание, – глухо пояснил Ганзо. – Момент знакомства старшей дочери с младшей.

Стоило ему договорить, как пространство вновь мигнуло, и мы оказались посреди пассажирского судна. Об этом нам говорил ряд кают-капсул, в которых перевозили пассажиров на кораблях, не имеющих ни энели, ни гипердвижков. Пропала семья, излучающая счастье, пропал светлый дом. Зато перед нами вновь возник Ганзо. Чуть поодаль стояла та самая женщина, что мы видели перед этим, к ней жались две девчушки пяти и пятнадцати стандартов. Какой-то номлок ударил его прикладом лучевика по голове.

Пираты, поняла я, вспомнив историю Ганзо.

Ганзо упал на колени и готов был вот-вот свалиться окончательно. Но буквально через пару стандартных минут он, словно заведенный, взвился вверх. Номлоку оторвали голову. В это же время на семью хорога нацелился другой пират. Само собой, и он не выжил. Ганзо убивал все, что двигалось, а его семья в ужасе наблюдала за этим. И когда уже никого не осталось, к нему подбежала Дани.

– Папа! – Она протянула руки, ее нижняя губа с одинокой серьгой дрожала, а в глазах блестели слезы.

Но Ганзо еще находился в запале боя. Его глаза тускнели на лице, не выражая ни проблеска сознания. Он просто отмахнулся от девочки.

Когда я говорю – отмахнулся, я имею в виду, что он легким движением руки послал ее в полет на ближайшую кают-капсулу.

– Нет! – раздался крик совсем рядом со мной.

Ганзо попытался шагнуть к проекции собственных воспоминаний, но цепкий захват Рима ему этого не позволил.

– Не глупи, Ганзо, – увещевал тем временем ведущий. – Это всего лишь твое прошлое. Проекция. Понимаешь?

Мир мигнул, и вот мы вновь оказались на древней станции, во тьме, разрезаемой лишь лучами наших прожекторов.

– Только не говори, что это было самое плохое твое воспоминание, – попросила я.

– Не буду, – глухо произнес хорог.