проблема.

– Сынок, – снисходительно обратился к нему Ричард Латруб, – у вас странный взгляд на мир.

– Я вам не сынок, сенатор. Я министр обороны Соединенных Штатов Америки.

– Я не хотел…

– Это проблема, потому что это ложь. Обетованная в той же мере самодостаточна, что и двухнедельный щенок. Анормальные функционируют как город в пустыне только благодаря нам. Мы защищаем и поддерживаем их. Тем временем они работают там, имея неограниченное финансирование и почти не подчиняясь никаким правилам. Они получают одну привилегию за другой, громадными скачками продвигают науку и технологию, а потом скупо делятся с нами, как им заблагорассудится.

На экране Шеннон Аззи подняла автомат над головой.

– Пауза, – сказал Лиги.

Он точно выбрал мгновение, поймал ее в тот момент, когда она воодушевляла боевиков: оружие поднято, лицо искажено. Фирменная поза полевого командира из страны третьего мира.

– Вот что такое анормальные, сенатор, – указал на нее Лиги. – Мы защищаем среду, где обитают террористы, среду, которая истощает наши ресурсы и в то же время способствует такому прогрессу, какого мы не в состоянии добиться ни при каких обстоятельствах. – Он посмотрел на Митчама. – Сэр, если мы не начнем действовать, то тем самым будем пестовать будущих господ наших детей.

Митчам потер подбородок. Выражение его глаз было непроницаемым.

Лиги вспомнил прошлый вечер в Овальном кабинете. День благодарения. Президент сидит в ступоре, глядя на пожар в Кливленде. Тогда был шанс спасти страну. Предпринять сильные действия, которые могли развернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов.

Ошибочная политика умиротворения, которую лоббировал Купер, похоронила этот шанс. Но Марла Киверс подняла вопрос, который с той самой минуты не давал покоя Лиги.

– Сэр, я вот спрашиваю себя: а не мыслим ли мы недостаточно масштабно? – сказал Лиги.

Он хотел добавить к этому кое-что еще, но передумал. Пусть сами сообразят.

Мгновение спустя Митчам произнес:

– И это можно сделать?

– Клэй проводит политику компромисса и уступок, а это неминуемо приведет к новым атакам. В американских городах будут новые разрушения. Будет больше – ее. – Он махнул рукой на изображение Шеннон. – Что, если мы, вместо того чтобы лоббировать инициативу по надзору за перемещением анормальных, будем мыслить масштабнее?

– Бог мой, старина, – возразил Ричард, – вы что, и в самом деле хотите…

– Заткнитесь, сенатор, – угрожающе прошипел Лиги.

Митчам подошел к изображению Шеннон Аззи и замер, задумчиво всматриваясь в ее голографические глаза.

– Сыграть ва-банк? – сказал он наконец.

– Самый подходящий момент, сэр, – произнес Лиги.

– Может быть, – повернулся к нему Митчам. – Конечно, вероятность того, что Клэй предпримет атаку, невелика.

– Да, сэр, невелика. – Лиги сунул руки в карманы. – Вот почему ему приходится доверяться своим советникам.

Купер с трудом сосредоточился на завтраке.

Через час он будет сидеть напротив Эрика Эпштейна, обговаривать условия выхода Новой Земли Обетованной из-под юрисдикции Штатов. Колоссальный политический маневр с такими далекоидущими последствиями, что ум заходил за разум.

И это не имело значения, потому что на самом деле они будут говорить о крупнейшем открытии в истории после… после того, как человек научился добывать огонь?

Когда лет тридцать назад появились первые сверходаренные, ученые и философы задавались вопросом: что это значит? Почему одни люди рождаются с выдающимися способностями, а другие – нет? Но, несмотря на десятилетия исследований и тысячи выдвинутых теорий, ответ так и не был найден. По мере того как последствия этого разделения человечества становились все более серьезными, вопросы «почему» и «как» стали казаться все менее существенными и люди задумались о другом: что человечеству делать с этим дальше?

И вот неожиданно все эти вопросы снимались с повестки дня. Больше не будет разделения на «мы» и «они». Будут вопросы и опасения, нужно будет принять миллион решений. Но по крайней мере, у людей будет выбор. Растущее напряжение, разъедавшее страну и весь мир, ослабнет. Вместо терроризма начнутся дебаты. Вместо геноцида будет выбор.

Человечество уже никогда не будет таким, как прежде. Человечество в том виде, в каком оно существовало всегда, исчезнет, на его месте появится нечто лучшее.