– Что предлагаешь?

– Сдать в Гохран на ответственное хранение под немецкой и нашей пломбами.

– Разумно, будь по-твоему.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

– Это хорошо, что слушаешься. – В трубке снова прошелестел смешок. – Чтобы завтра в восемнадцать ноль-ноль был на вступительном экзамене.

Олег чуть было не ляпнул: «на метле прилететь?», но согласно уставу ответил:

– Так точно, товарищ Сталин.

– И ты будь здоров, передай трубку Коневу.

Итак, сам предложил повесить пломбу, а где их взять с пломбиратором в придачу? Олег плюхнулся на стул и только после этого обратил внимание на звенящую тишину в комнате. В чём дело? Разговор офицера ГРУ с вождём не может быть для генералов сюрпризом. Тем более что в военной среде много слухов о личных приказах и специфических заданиях. Или причиной всему стиль разговора? Конев не заикался, но говорил в стиле виртуального телефониста.

– Тебе велено сидеть здесь, – напомнил о себе маршал и неожиданно спросил: – Ты знаком со Сталиным?

– Я? – искренне удивился Олег и невольно подтвердил расхожие домыслы: – Он вызывал меня, причём по делу.

– От штаба фронта требуется помощь? – поинтересовался маршал.

– Пломбиратор с пломбами и проволокой, в поезде тысячи ящиков, – спохватился Олег.

Начальник тыла без приказа сорвался с места, но остановился в дверях:

– Какая должна быть маркировка?

– ГРУ две тысячи семнадцать, – невольно вырвалось у Олега.

Следом, не сказав ни слова, вышел командующий фронтом, за ним потянулись на выход остальные генералы. Военная служба не прощает пустопорожнего времяпрепровождения, поэтому Олег воздержался от ненужных вопросов. Впрочем, сидеть в одиночестве пришлось недолго, через полчаса в горницу заглянул посыльный:

– Офицер связи с правительственной телеграммой ждёт вас у машин.

Слово «у машин» оказалось не оговоркой, кроме двух «студебеккеров» с солдатами Олег получил дюжину пломбираторов и пояснение Конева:

– Если на ящик потратить одну минуту, последнюю пломбу поставишь через неделю.

– Посторонним нельзя заходить в вагоны, – указывая на солдат, напомнил Олег.

– По личному приказу верховного тебе временно придаётся мой взвод охраны. Соответствующая телеграмма у офицера связи.

После возвращения в Москву Олег положил пломбираторы в нижний ящик письменного стола и со временем напрочь о них забыл. Напоминание пришло через много лет уже при Брежневе в шестьдесят шестом. Сначала удивил звонок из Гохрана, после которого началась длительная процедура вскрытия отнюдь не пыльных ящиков. Кто бы мог подумать, что на пересчёт, перевес и оценку отбитых у нацистов драгоценностей специалистам Гохрана потребуется более двадцати лет.

Акт передачи доставленного груза подписали ранним утром, но вместо заслуженного отдыха получили прилетевший из Москвы самолёт. Разведчики устало забрались в автобус и сразу уснули, полусонными пересели в самолёт и немного оклемались после посадки на Центральном аэродроме. Олег окончательно проснулся лишь дома, привели в чувство не жаркие объятия жены, а посыльный из Наркомата иностранных дел. Сегодня к шести вечера ему велено прибыть на экзамен!

Жена с домработницей принялись готовить мундир, а Олег судорожно схватился за книги. Студенческая шутка гласит, что для подготовки к экзамену достаточно и часа. Он бессистемно вникал в текст, стучал кулаком по лбу и с пустой до звона головой поехал в наркомат. На указанном в предписании кабинете висела табличка: «Народный комиссар иностранных дел СССР т. Молотов В. М.». Перекрестившись и трижды сплюнув через плечо, он осторожно открыл дверь в «предбанник».

– Олег Осипович Антохин? – не отрываясь от изучения разложенных на столе бумаг, спросил седенький секретарь и пригласил: – Проходите в кабинет, вас ждут.

Монументальность власти – вот первое впечатление от кабинета наркома. Дубовая мебель, дубовые стенные панели и дубовые кресла как бы подчёркивали силу власти. Чернильный прибор и корпус настольной лампы из лазурита, обивка с портьерами и абажуром в тон самоцвету. У окна в ряд пять кресел, четверо дедков и бабулька в пенсне по центру. За столом сам Молотов, а рядом с дверью в углу на стуле притаился Сталин.

– Абитуриент Антохин прибыл для сдачи экзамена!

– Не спешите, молодой человек, не спешите. Abiturus переводится с латыни как тот, кто должен уйти, – заметила старушка по-немецки.

– Я привык трактовать как выпускник, подавший документы в вуз, – по-немецки ответил Олег.

– Не будем спорить, – согласилась старушка, – расскажите нам о Берлине.

Лучше всего он запомнил подвалы с подворотнями, но экзаменаторы ждут рассказ о городе. Пришлось описывать уцелевшие дома, улицы с редкими