Д'Артаньян покачал головой.

– Говорите, господин Д'Артаньян, я вас слушаю.

Луиза испуганно смотрела на мушкетера.

– Мадемуазель, – стараясь смягчить голос, заговорил капитан мушкетеров, – Ради Бога, не смотрите на меня так, словно я палач какой-то. И соберите все свои силы, чтобы выслушать меня. Я должен выполнить поручение моего юного друга, которое…/ И находчивый гасконец замолк на полуслове, не закончив фразу./

Луиза, внутренне приготовившись к новому удару, решительно взглянула на мушкетера:

– Поручение? – перебила она, – Что за поручение?

– Мадемуазель Луиза! Держитесь, дитя мое…

– Господин Д'Артаньян! Что вы хотите сказать? Неужели Рауля уже…

– Нет, – сказал Д'Артаньян, – Нет, но это может случиться в любой момент. Да простит меня отсутствующий здесь мой молодой друг, что я выполняю его поручение слишком рано, чтобы не отдать вам письмо Рауля слишком поздно. Вот его письмо. Читайте же!

Луиза прочла:

'Чтобы иметь счастье сказать вам еще раз, что я люблю вас, я малодушно пишу вам об этом, и, чтобы наказать себя за малодушие, я умираю.

Рауль, виконт де Бражелон.''*

… *А.Дюма.''Виконт де Бражелон''.

…

– Это не мальчишеская бравада, – дрогнувшим голосом сказал капитан мушкетеров, – Рауль осуществит свое намерение скорее рано, чем поздно.

– Но его необходимо остановить! – вскричала Луиза.

– Как? – печально спросил Д'Артаньян, – Я поступил бестактно по отношению к Раулю, отдав вам его записку сегодня, но вы и я – мы оба слишком хорошо знаем его. Он писал не для того, чтобы разжалобить вас. Просто он прощался с вами навсегда.

– А я не хочу навсегда! – сдвинула брови Луиза, – Я хочу, чтобы он остался жив!

– Спасите его, если можете.

– Как?

– Напишите. Но постарайтесь найти слова, чтобы это не было ответом… словно вы ничего не знаете…

– Как будто я не получала ничего? – догадалась Луиза.

– Именно так, мадемуазель. Мне не хотелось выполнять поручение Рауля в точности. Для этогорядом с этим словом, – Д'Артаньян щелкнул пальцем по слову ''умираю'' – надо было написать несколько цифр. Год. Месяц. Число. Мне бы хотелось отодвинуть этот срок, мадемуазель де Лавальер.

– Мне тоже, господин Д'Артаньян! Мне хотелось бы выкинуть этот день из Семнадцатого Века! Я напишу, обязательно напишу.

– В этом я не сомневался, – поклонился Д'Артаньян.

Луиза, cжимая в руках записку, вздохнула, покачала головой и прошептала:

– О Рауль, он весь в этом – не мог обойтись без иронии.

– Вполне по-гасконски, – заметил Д'Артаньян, – В юности я говорил себе, что способен острить и в аду на сковородке. Но это не тот случай.

– Вы хотите сказать, что Рауль больше гасконец, чем вы сами?-спросила Луиза.

– Сами видите, мадемуазель.

– Это внушает надежду, правда? – пролепетала Луиза.

– Неужели вы надеетесь, что это шутка? Ирония здесь ярко выражена, но ирония направлена на автора письма, а не на вас. А теперь, мадемуазель, – последовал повторный поклон гасконца, – Разрешите откланяться.

– Вы очень спешите, господин Д'Артаньян?

– Служба короля! – по-военному ответил капитан мушкетеров.

– Я задержу вас совсем ненадолго, – робко сказала Луиза, – Скажите…вы будете писать…ему?

Имя Рауля застряло у нее в горле – так же как и Рауль, говоря о ней, не мог выжать из себя ее имя.

– Непременно, мадемуазель, хотя я не любитель писать письма! Я всего лишь грубый солдат…

– О, господин Д'Артаньян! Вы – сама честь, сама доблесть, сама деликатность! Зачем вы так говори-те о себе?

– Я хотел сказать, мадмуазель, что на войне так ждут писем с Родины!

– Подождите, пожалуйста, и простите, что я прошу вас задержаться еще на несколько минут. Я напишу сразу же, сейчас же! Можно?

Как король писал письма Луизе на охоте на шляпе, подставленной вездесущим Сент-Эньяном, так и Луиза писала свое письмо на шляпе мушкетера маленьким карандашиком на листках, вырванных из крохотной записной книжки с розами и амурами. Она писала, смахивая слезы, то и дело набегавшие на глаза. Д'Артаньян молча ждал, пока она закончит.

– Вы торопитесь, простите, что задержала вас, сударь. Когда будете отправлять свое письмо, вложите, пожалуйста, и это, – попросила Луиза. -Так больше шансов, что господин… де Бражелон получит его.

– Именно так я и сделаю, – заверил капитан мушкетеров, – Но вы не хотите его запечатать?

– Я доверяю вам, господин Д'Артаньян. Я вас больше не смею задерживать, – тихо сказала Луиза, – Доброго пути, сударь!

– Я ухожу, но вот что хоте бы еще добавить: постарайтесь узнать побольше о той войне, которая начинается в далеком Алжире. Это не европейская война. Это не Фронда. Понимаете?

– С мусульманами, Людовик говорил.

– Постарайтесь узнать побольше об условиях войны с мусульманами. И, когда вы узнаете достаточно, используйте все свое влияние на Людовика, чтобы он отозвал войска. Кровь не должна литься понапрасну.

– Но там наши пленники, – робко возразила Луиза, – Долг милосердия призывает нас встать на их защиту. Но я, право, почти ничего не знаю об этой не европейской войне. Вы будете держать меня в курсе?

– Обязательно. А теперь разрешите откланяться, мадемуазель де Лавальер.

Д'Артаньян поклонился Луизе и направился по делам.

– Господин Д'Артаньян! – отчаянно закричала Луиза, – Вернитесь! Пожалуйста, вернитесь!

Д'Артаньян проворчал чуть слышно свое коронное ''черт побери''.

''Не раздумала ли она и хочет отобрать письмо – а в нем хоть слабая надежда? И не к добру это – возвращаться''.

Д'Артаньян вернулся. Снял шляпу. Пристально посмотрел на Луизу.

– Господин Д'Артаньян, – горячо сказала Луиза, – Вы всех нас знаете с детства. Людовика, Рауля и меня. У нас нет тайн от вас. Прочтите, что я написала Раулю и выскажите свое мнение. А я еще напишу приписку. Я мигом! Я понимаю, что вы очень спешите.

– Вы предлагаете мне прочесть ваше письмо? – изумился гасконец.

– Да, – твердо сказала Луиза, – Читайте. Я хочу, чтобы вы все-все прочли.

Тут гасконец нашелся что ответить.

– Чего хочет женщина, того хочет Бог, – сказал он любезно.

А Луиза, печально улыбнулась и, забрав у Д'Артаньяна шляпу, вновь принялась писать. Вот что прочел Д'Артаньян:

Костры в лесах Блуа.

Экспромт Луизы.

Костры в лесах Блуа забыть я не могу.

И, cловно в детских снах, я по лугам бегу,

Тех дней не возвратить, исчезли словно дым,