Обмыть, так сказать.

— Вот план города, — ротмистр вынул карту из планшетки. — Покажите на нем, где находятся эти лавочки… Хорошо… А теперь ваш маршрут между ними.

И вот так по каждой мелочи.

Но никакой новой информации из этого общения я не вынес. Надеюсь, что мои инквизиторы тоже.

М-да… А вот доктора в тот день я так и не дождался.

На следующий день с самого утра, еще до завтрака, меня посетил наконец-то настоящий врач. В золотом пенсне на носу и даже в белом халате, из нагрудного кармана которого торчала деревянная трубочка стетоскопа.

Доктор быстро разобрался с моей раной. Сказал, что динамика заживления положительная. Перевязал меня снова. Уже по-нормальному, без этого дурацкого приматывания к телу левой руки, отчего я сразу почувствовал себя лучше. Все же играть в каплея Плотто не входило в мои жизненные планы, хотя я сильно зауважал моряка, когда оказался в его шкуре. Мне до его ловкости пользоваться одной рабочей рукой никогда не подняться.

Пожелав мне скорого свидания завтрашним утром, врач, торопливо собрав свой саквояж, покинул мое узилище.

Меня покормили завтраком и вывели на получасовую прогулку наматывать круги вокруг флигеля в сопровождении двух кирасир при палашах и револьверах в кобурах. Забавное, должно быть, зрелище. Особенно со стороны.

Потом продолжился вчерашний допрос ротмистром. Также в виде доверительной беседы двух искателей истины.

Наконец я не выдержал и задал мучивший меня всю ночь вопрос:

— Господин ротмистр, вы вчера сказали, что я подозреваюсь в шпионаже, но так и не объснили мне, в чем выражаются ваши подозрения, — попробовал я вытянуть немного информации из своего инквизитора.

— Дойдем и до этого, фельдфебель. Как только я проясню для себя некоторые нюансы, так сразу… Не буду вас держать в неведении лишнее время. Вот, к примеру, я очень интересуюсь такой деталью: вы специально поджидали капитан-лейтенанта Плотто во дворе казармы?

— Нет, — ответил я совершенно честно. — Я встретился с ним там случайно. Даже не встретился. Точнее, это он меня окликнул. Со спины. А так я мог его и не заметить. Стыдно сказать, но я любовался своим аттестатом об образовании и думал о том, как он мне может помочь по службе.

— Угу, похвальные мысли, — кивнул ротмистр. — А что было дальше?

— Капитан-лейтенант попросил меня подбросить его до полигона, там его ждали дела. И я согласился. Место в санках было. Лошадь у меня сильная.

— А что за дела возникли у капитан-лейтенанта Плотто на вашем полигоне? Вы это знаете?

— Простите, господин ротмистр, но пока я не увижу вашей подписи о том, что вы обязались хранить военную тайну, связанную с этим проектом, боюсь, я ничем не смогу удовлетворить ваше любопытство.

И даже скрестил руки на груди, показывая тем самым, что мой ответ окончателен.

— Даже так? — ухмыльнулся ротмистр. — Отдаете ли вы себе отчет, фельдфебель, что мы все-таки контрразведка и охрана государственных и военных тайн — это наша стезя и обязанность перед отечеством и императором.

— Тем не менее, господин ротмистр, я не буду говорить об этом ни с кем, кто не имеет соответствующего допуска. Покажете мне допуск к этой теме на себя, тогда и побеседуем с полным моим расположением, только без записей. Мало ли к кому они могут попасть потом.

— Плохо же вы думаете о нашем департаменте.

— Отнюдь. Просто прикидываю, сколько в нем народу, не имеющего этого допуска, к которому могут попасть эти записи.

— А у вас такой допуск есть?

— Конечно, господин ротмистр. Иначе бы меня не могли привлечь к этому проекту.

— И какова ваша функция в этом проекте?

— Скажем так, консультант.

Предчувствуя дополнительные вопросы со стороны контрразведчика, поднял руку и твердо сказал:

— Больше ни слова об этом, пока я не увижу вашего допуска.

— Хорошо, — согласился ротмистр. — Но все же, почему именно к вам напросился капитан-лейтенант в санки? А не взял, к примеру, разъездной служебный транспорт.

— Я его об этом не спрашивал.