мост через реку Слави. Южнее него, за дикими болотами, отогузская пехота не только остановила, но даже несколько потеснила цугулов обратно, хотя и не до границы. Севернее до самого берега моря простирались сплошные болота, до зимы непроходимые. Да и то, это если зима будет суровой и лед намерзнет достаточной толщины. Там пока даже разведчики не шарились. Ни наши, ни их. Каждая сторона считала этот участок непригодным для маневров сколь- нибудь значимых войск.
По-прежнему оповещение населения о происходящем на фронтах было весьма слабым и фрагментарным. Военных корреспондентов как таковых в местных газетах еще не было. Журналисты предпочитали осаждать только большие штабы.
Для обывателя пока не произошло никакой разницы в образе жизни по сравнению с мирным временем. Разве что людей в военной форме в городской толпе существенно прибавилось. И пару дворцов местная патриотическая аристократия выделила под госпитали. Раненых стало много. Ну и чисто гражданские поезда стали реже ходить. Сам видел, как вагоны третьего класса брали штурмом. Первый и второй класс охраняла полиция, усиленная солдатскими патрулями.
Хорошее осеннее утро. Однако насладиться им мне мешала похмельная маята, так как вчера я сознательно проставился в фельдфебельском клубе. Уже понял местную службу, где от фельдфебелей часто зависит намного больше, чем от самого высокого начальства. Особенно в части добычи всяческих ништяков и сбора информации. Просто идеальное место для шпиона. Контрразведки как таковой, как я разобрался, тут еще не существовало в принципе. А гриф секретности относился лишь к некоторым документам. Так что если входишь «в круг», то знаешь много.
К тому же ничего особого от местного изобретателя я не ждал. Теплилась робкая надежда, что вдруг он окажется местным Цеппелином? Все, что меня интересовало в его аппарате, это дальность и грузоподъемность.
Мой ефрейтор, как всегда, был непробиваем. Направо — направо, налево — налево. Через задницу — и так ему сойдет.
Каплей Плотто пребывал в слегка возбужденном состоянии, предвкушая что-то необычное.
И только Вахрумка выглядел недовольным тем обстоятельством, что и этот проект также посчитали особым и… повесили на него. А кто виноват? Один неугомонный фельдфебель.
Огромный ангар размещался на самой окраине города, за заводским поясом впритык к окружной железной дороге.
Наша коляска остановилась перед закрытыми воротами эллинга, и ефрейтор борзо побежал разыскивать хозяев.
Каплей, пользуясь паузой, набил свою трубку крепким морским табаком, на что некурящий Вахрумка поморщился, но ничего тому не сказал.
Вплотную к высокому ангару примыкало большое поле, как два футбольных примерно. В его центре торчала ажурная деревянная вышка с площадкой и мачтой. С мачты свешивался красный вымпел, показывая безветренную погоду. Я подумал, стоит ли подсказывать конструкцию и применение аэродромного «колдуна» для точного показателя направления ветра или пусть и дальше так живут, как жили? Вон Вахрумка мной недоволен, что я его законного отдыха лишил. Или планы какие-то обломал я ему, что он строил себе после издания «Наставления»?
Ожидание затянулось, потому как ефрейтор нашел у ангара только сторожа — седого старого дядьку с одноствольным дробовиком в руках.
Мы выбрались из коляски. Вахрумка набросал записку на листке из блокнота. И отправили на экипаже ефрейтора по указанному сторожем адресу с приказом доставить этого чертова изобретателя на место, буде он даже с бабой спит.
— А для чего эта вышка посередине поля, господин капитан-лейтенант? — решил я скрасить ожидание беседой, а заодно хоть как-то залегендировать мои послезнания о дирижаблях.
— Понимаешь, Савва, — с удовольствием начал свои пояснения моряк, выпустив клубы сладковатого дыма ароматизированного медом табака, — воздухоплавательные аппараты, которые легче воздуха, крепко мотает сильным ветром, когда они на привязи. Так что приходится ставить такие мачты для их причаливания, вокруг которых они могут свободно вращаться, как флюгер…
Импровизированная лекция продолжалась больше получаса, и я почерпнул из нее много чего для себя нового, такого, чего не было в тех книгах, которые я читал «в прошлой жизни». Видимо, авторы этих книг посчитали такие сведения излишней «полировкой заклепок», неинтересной массовому читателю. Да и рассказчик каплей был очень хороший. И я с сожалением встретил глазами коляску, которая привезла к ангару ожидаемого изобретателя — всклоченного язвительного человека среднего возраста по фамилии Гурвинек.
Ангар был огромным, но скелет дирижабля, стоящий в нем, казался еще больше. Он был очень похож на скелет кита, выброшенного на сушу.
— Сами видите, — довольно злобно проводил для нас изобретатель экскурсию по останкам своего детища, — аппарат в семидесятипятипроцентной готовности. Осталось только сделать раздельные баллонеты для газа и оболочку. И можно взлетать. Хотя я предпочел бы еще новую компактную паровую машину. Она на треть меньше весит, и мощность ее больше. Машину Айбаха, к примеру, которую он показывал в прошлом году на имперской сельскохозяйственной выставке.
— Машину для парового трактора? — уточнил Вахрумка.
— Да, ее. Это же не дефицит. А облетать готовый аппарат можно и на той машине, что стоит у меня.
Я постучал ногтем по кольцевой ферме.
— Алюминий?
