присмотреться к ценам.
— Здесь вообще можно торговать, или проще все сразу отдать и уехать? — изумленно спросил Отто, изучавший рядом устав.
— Если не попадаться, — твердо заверила Вера. — Но сегодня мы же можем так погулять? Ну давайте посмотрим один раз на город, никуда не спеша!
— Сходим, заодно посмотрим, куда воск положено сдавать, — немедленно поддержал Отто.
— И по какой цене в этом году, — обрадовалась Вера.
— Если ты завтра перепишешь устав полностью, — твердо заявил Данила в расчете на отказ.
Девушка взглянула на длиннющий перечень штрафов и без особой охоты согласилась.
— Ладно.
— Тогда пошли!
— Прощения просим, — сказал, загораживая дорогу какой-то бабе, Отто, — рынок городской где?
— Идти прямой, — ответила та, не останавливаясь. Пришлось поспешно убраться с дороги.
— Это было по-словенски? — с сомнением поинтересовалась Вера.
— Город, понимаешь, — пробурчал недовольный гот. — Нормально разговаривать не умеют.
— Понять поняли? — бодро заявил Данила. — Чего еще надо!
Они прошагали еще пару кварталов через какие-то переулки, стараясь следовать все время прямо, и неожиданно для себя вышли на необходимое место. Судя по количеству рядов-улиц, Смоленск действительно огромный город и искать искомое придется много дольше и сложнее, чем в прошлом случае.
Ко всему еще рябило в глазах от разнообразных красочных одежд. Переливчатые шелка, нередко с золотым или серебряным шитьем. Непривычные стоячие воротники, украшенные речным жемчугом, и серебряные пуговицы, стоящие подчас не дешевле самой одежды, на мужчинах. Но и женщины выглядели не хуже в своих платьях. До настоящих холодов еще далече, но кругом мелькал соболий, бобровый, лисий и куний мех. Оторочка, небрежно накинутые на плечи безрукавки-телогреи.
Правда, в немалом числе присутствовал народ победнее и посерее. Особенно мужики — шапка, портки да зипун. На их фоне свежеиспеченные коммерсанты не смотрелись особо убого. Так… мужичье издалека, не понимающее толку в правильной одежде. А вот жены и дочки ремесленников и торговцев запросто могли посостязаться с товарками из купеческого и боярского сословий если не дороговизной, то по крайней мере яркостью и красочностью нарядов. Вера только рот открыла, изучая с неподдельным интересом двигающихся мимо и стоящих у прилавков.
Вдалеке над рядами нависли купола каменной церкви. Это скорое всего и есть собор Параскевы. Чем она прославилась, недосуг было выяснять, имени прежде не слышали. Наверное, местная святая. Зато ориентир удобный. Идешь себе, никуда не сворачиваешь, пока не упрешься. А попутно глаза разбегаются. Иконный, Кафтанный, Кожевенный, Красильный, Шубный, Льняной, Ветошный ряд. Потом показался Оружейный. Собственно, это только так называлось — ряд. Фактически на каждой улице имелось множество специализированных лавок. Здесь сбывали свой товар самые разные мастера — бронники, лучники, седельники, шорники, изготовители холодного оружия всех видов и специалисты по огнестрельному оружию.
Глава 22. Коммерция
— Ну вот и дошли, — сказал почти с облегчением Данила при виде входа в церковь. Ему всерьез надоело оттаскивать от появившейся по пути сабли приятеля и пихать в спину Веру, застывшую при виде очередного попугайского наряда. Птиц он этих южных никогда не видел, но мать всегда так говорила про излишне ярко одетых. Все равно денег серьезных под рукой не имеется, и прежде чем нечто покупать, надо хорошо приглядеться к ценам, чтобы жулики не обманули. Да и цель у него сегодня очень конкретная. Уже жалел, что подался на уговоры и взял их с собой.
— А это чего будет? — спросила жадно Вера, обнаружив помост, возле которого собирались люди.
— Представление театра, — покровительственно заявила торговка с лотком на шее. — Трагединое покажуть.
— Античная трагедия, — немедленно выдал Данила застрявшие в чулане памяти объяснения матери, желая подколоть сильно умную горожанку, — строится вокруг трех элементов: гордыни (hubris, хюбрис), умопомрачения (ate, ате) и возмездия (nemesis, немезис).
На этот раз на него с открытыми ртами уставились все трое. Стало неудобно. Еще немного и примут за переодетого князя, изучающего свой народ изнутри и по беспечности проговорившегося. Он тоже в жизни не видел ни одного представления, если не считать кабацких песен и драк.
— Ну давай посмотрим, — жалобно попросила Вера.
— А куда нам торопиться, — бодро сказал, криво усмехнувшись и давая себе наикрепчайшее слово больше с кем-то не ходить на Торг. Она, конечно,