– Так получилось, – пожал я плечами и сообщил вставшему у ограждения поэту: – У меня поезд в пять утра.
– Уезжаешь?
– Да, в Новый Вавилон.
– Вернешься?
– Не думаю.
Альберт уселся в кресло и отпил портвейна.
– Ну, хоть попрощаться зашел. – Он махнул рукой. – Впрочем, ерунда. Земной шарик становится очень маленьким, знаешь ли. Расстояния съеживаются как шагреневая кожа. Паровозы, дирижабли, пароходы. А Тесла? Не удивлюсь, если вскоре достаточно будет просто сунуть два пальца в электрическую розетку, чтобы очутиться на другом конце света!
– Скорее уж таким образом на том свете окажешься.
– Это сейчас. Но все течет, все меняется.
– Все меняется, да, – кивнул я и сделал очередной маленький глоток крепленого вина.
– Знаешь, – вздохнул Альберт, – я ведь действительно люблю ее.
Я кивнул.
– Нисколько не сомневаюсь. Она красивая.
– И нуждается во мне.
– Как скажешь.
– Извини, – попросил вдруг поэт прощения непонятно за что.
Я развернулся к нему, ожидая продолжения.
– По-дурацки все получилось. Хотел придать тебе решительности, а в итоге и сам запутался, и тебе лучше не сделал.
Я кивнул. И в самом деле, не расскажи тогда Альберт газетчику о моих чувствах к дочери главного инспектора, я бы никогда не связался с суккубом и все сложилось бы совершенно иначе. Но не уверен, что стоило об этом жалеть.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – утешил я приятеля.
– И не говори, – согласился поэт с этой сентенцией, разливая по бокалам вино.
Мы еще какое-то время просидели на балконе, а когда к концу подошла вторая бутылка, я посмотрел на часы и поднялся на ноги. Сразу закружилась голова, но опьянение лишь придало решимости отправиться на вокзал прямо сейчас.
– Пора, – протянул я руку Альберту, – поезд отходит в пять утра.
– Брось! – фыркнул поэт. – Ложись в гостевой комнате.
– А поезд?
– Извозчик на четыре утра устроит? Попрошу сторожа, он все организует.
Я подумал и согласился. Оборотень ты или нет, когда речь заходит о похмелье, это не имеет никакого значения. Если не посплю хоть пару часов, всю поездку промучаюсь с головной болью. Да и опьянел с непривычки как-то слишком уж сильно. Уж лучше б на лимонад согласился…
Альберт показал мне гостевую комнату, я поблагодарил его, разулся, снял пиджак и улегся на диван. Раздеваться не стал. Просто не видел смысла. Голова приятно кружилась, глаза понемногу слипались, и вскоре я сам не заметил, как провалился в беспокойный сон. Но перед тем достал из кармана маузер и сунул его под подушку.
Так, на всякий случай.
Проснулся, когда шею стиснули сильные пальцы. Перехватило дыхание, сердце с перепуга чуть не выскочило из груди, но рефлексы не подвели: рука доведенным до автоматизма движением нырнула под подушку, пальцы сжались… и ухватили пустоту. Пистолета на месте не оказалось.
– Успокойся! – послышался знакомый голос, и по спине побежали мурашки.
Елизавета-Мария ослабила хватку, потрепала меня по щеке и отошла к открытому окну. В лунном свете проявился стройный женский силуэт.
– Пистолет на столе, – сообщила суккуб и с ногами забралась на подоконник. – Просто не хотела, чтобы ты пальбой перебудил всю округу, – пояснила она, не став оправлять соскользнувшую с бедра полу пеньюара.
– Что ты хочешь? – хрипло выдохнул я. На стол даже не взглянул, вместо этого нашарил в кармане брюк рукоять складного ножа. Я не знал, сохранила или нет неуязвимость к меди и свинцу лишенная сверхъестественных способностей Елизавета-Мария, но титановый клинок проймет кого угодно. Наука сильнее магии.
– Чего я хочу, Лео? – задумчиво произнесла суккуб. Луна освещала ее со спины, лица было не разобрать. – Если ты думаешь, что я хочу твоей смерти, ты ошибаешься.
– Боишься после этого сама отдать концы? – предположил я.
