– Ладно. За коз заплатим. Из общей кассы. А чего это ты на меня так смотришь? Иль недоволен чем-то? Запомни, Акинфий Никитич, я человек не жадный, но всякую глупость из своего кармана оплачивать не собираюсь. Одолевают общество сомнения, выставите вокруг щиты или бумажные плакаты и посмотрите, как там оно будет. И потом, мясо куда дели? В котел?

– Ну а куда же его еще.

– Вот-вот. С козами все. Давай дальше. Как с миной?

– Порядок. Корпус, как вы и сказали, выгнули из кровельного железа, осколки нарубали из толстой проволоки. Две мины уже готовы. К вечеру наладим еще десяток. Процесс уже отработан, так что будем клепать сколько угодно. Только подавай взрывчатку и запалы.

– А что за мины? – беря с верстака гнутый корпус, поинтересовался Келер.

– Я ее назвал «МОН». Мина осколочная направленного действия. Вот тут укладывается заряд. Перед ним в один слой рубленые куски проволоки…

– И при взрыве мина посылает осколки в нужном направлении, – закончил мысль штабс-капитан.

– Именно, – подтвердил подпоручик.

– И каков заряд? – прикидывая габариты мины, поинтересовался гость.

– Три фунта.

– Ого. Не слабо. Но позвольте вопрос, вам какие нужны характеристики?

– Ну, поражение саженей на двадцать – двадцать пять, – ответил Шестаков.

– И желательно по максимуму использовать осколки, чтобы они как можно меньше разлетались по вертикали. Во всяком случае, ничем иным я не могу объяснить подобную форму корпуса.

– Вы все правильно понимаете, – подтвердил Шестаков.

– Нда. Вот поражаюсь я вам, Иван Викентьевич. Насколько вы фонтанируете идеями, настолько же вы и безграмотны. Но признаться, по мне, это не главное. Куда важнее то, что вы способны задать направление, в котором можно думать специалистам. Если позволите, я подумаю над вашей миной, прикинем, какой изгиб окажется наиболее подходящим. Ну и заряд. По-моему, его можно будет значительно сократить.

– И насколько?

– Вот так сразу я сказать не могу. Но предполагаю, что примерно на фунт.

– На целый фунт! Было бы превосходно. Нам, знаете ли, все это богатство приходится таскать на своем горбу, так что мы вынуждены считать каждый золотник, – искренне обрадовался Шестаков. – Акинфий Никитич, отставить пока с минами, завтра продолжите с господином штабс-капитаном.

– Слушаюсь.

– Мастер – золотые руки. И еще трое таких же. На них молиться и пылинки сдувать, и пусть работают на заводе, учат молодежь, а их в окопы, – когда отошли от мастерской, посетовал Шестаков.

– Понимаю. Подобный подход – непростительное расточительство. И вообще в России настало время перемен. Так, как было до войны, оставаться и дальше уже не может.

– Уж не из революционеров ли ты, Густав? – вздернул брови Шестаков, вновь переходя на «ты», когда они остались одни.

– Боже упаси. Ты меня еще с бомбистами в один ряд поставь.

– А какая разница, бомбисты, социалисты или кто другой. По мне все они на одно лицо, потому что только полный идиот станет раскачивать лодку, попавшую в шторм, еще больше.

– Полностью согласен. Это самое настоящее предательство. И Россия прошла через подобное, когда проиграла почти выигранную войну с японцами.

– Выигранную войну с японцами? Да мы потеряли почти весь наш флот, Порт-Артур, практически всю Маньчжурию. А ты говоришь о почти выигранной войне.

– Мы понесли серьезные потери на море, это так. Но на суше от победы нас отделяло всего лишь несколько месяцев. Япония уже была на последнем издыхании, тогда как мы были полны сил. Удар в спину руками наших же соотечественников, предателей-революционеров, вот что помогло японцам. Я за перемены. Но только не тогда, когда страна находится в состоянии войны. Потому что это означает поражение. Миллионы жизней, загубленных впустую.

– А как же насчет войны, которую Россия ведет за чужие интересы?

– Сказки про белого бычка. Если Германия подомнет под себя Европу, то и нам это аукнется. Причем в условиях отсталости нашей промышленности и состояния таковой в Германской империи нам будет очень больно. Кайзеру, конечно, нет никакого дела до наших промышленных районов и того же Урала, но вот плодородные южные области империи очень даже пригодятся. Так что для нас война все одно неизбежна, и отстаиваем мы сейчас свои интересы. Другое дело, что воевать, спасая лягушатников, неправильно. Ну да, здесь мы ничего изменить не можем. Вижу, что ты со мной согласен.

– Да. Я думаю так же.

– А еще ненавидишь революционеров в любом их проявлении.