– Понятия не имею, – тут же открестился Шестаков от ответа на этот вопрос, пусть и риторический.

Тут ведь главное не как раздобыть, а как выяснить, где хранятся эти самые капсюли. Если же найти применение этому лежалому товару, уже давно и никому не нужному, то все этому будут только рады. И заведующие складами в том числе. В конце концов, освободится место, а там, глядишь, что другое пришлют, куда более полезное в хозяйстве, а значит, и способное принести пользу. Нет, не государству. Завскладом слишком маленький человек, чтобы думать о государственных интересах. У него все более скромно и приземленно.

– Стой, кто идет! – Часовой вскинул винтовку, которую сжал до белизны суставов.

Оно вроде бы неправильно тыкать изготовленным к бою оружием в сторону открыто идущих по траншее, да еще и держа подрагивающий палец на спусковом крючке. Но с другой стороны, в последнее время стало как-то неспокойно. Вон часовых даже стали выставлять по двое, а то противник повадился бедокурить. Свалится как снег на голову, и после них только трупы. А иногда и тел не остается. Наверняка в плен к себе уволакивают. Хотя что может знать обычный солдат, мающийся на передовой.

Вот если поглубже в тылу, тогда другое дело. Эти ребятки многое видят, со многими общаются и слышат немало. Господа офицеры относятся к рядовым довольно высокомерно, порой попросту их не замечают, воспринимая как нечто неодушевленное. Потому и болтают, не особо стесняясь.

И зачем утаскивают часовых, совершенно непонятно. Оно, может, в плену и не так чтобы плохо, по крайней мере шансов пережить эту бойню куда больше. Но с другой стороны, могут и не увести в плен, а прирезать на месте, ведь многие так и погибли. Потому он и навел винтовку на приближающихся, готовый выстрелить в любой момент.

– Мишель, это ты там корчишь из себя ретивого служаку? – послышался в ответ приглушенный голос. Хм. Вроде бы даже знакомый, но отчего-то никак не припомнить, кто именно так спокойно и уверенно обратился к нему. Хотя имя упомянул и не его.

– Мишель – это я, он – Джонас, – развеял сомнения часового его напарник.

Ну да, все верно, если приближающийся не признал сразу Джонаса, то отчего и он не может ошибиться? Ведь голос точно знакомый, только не понять, кто именно говорит. Впрочем, война, эти уже опостылевшие окопы, вечная сырость и простуды. Чему тут удивляться.

– Прости, дружище, не признал. Может, винтовочку-то опустишь, а то сделаешь во мне лишнюю дырку, а она мне ни к чему. Ты что же, не узнаешь меня?

Человек, до которого было с дюжину шагов, осветил себя электрическим фонариком. Недолго. Нечего лишний раз подсвечивать на позиции. Но этого мгновения хватило, чтобы рассмотреть австрийский мундир, хотя лицо, искаженное светом и тенями, вновь опознать не удалось.

– Прости, – наконец опуская винтовку, неуверенно произнес часовой.

– Нормально. Бдительность прежде всего, а то эти русские вообще обнаглели.

– Слушай, ты не обижайся, но я что-то тебя никак не признаю.

В этот момент неопознанный приблизился уже вплотную. Вернее, их было двое. Второй все время молчал. Джонас, которого никак не хотели покидать смутные сомнения, решил было вновь заговорить, но в этот момент его ослепили светом фонарика, а в следующее мгновение кто-то сильно ударил часового по горлу, отчего тут же стало нечем дышать. Краем сознания он еще успел уловить, что Мишель падает на дно траншеи с пронзенной ножом грудью. Но еще через миг что-то с силой опустилось ему на темя, и он погрузился во тьму.

– Ильин, добей, – уже погасив фонарик и осматриваясь по сторонам, приказал Шестаков своему напарнику.

– Но он… – начал было мямлить вольноопределяющийся.

– Без сознания, – жестко оборвал молодого человека прапорщик. – И если ты не упокоишь его тихо, одним ударом, то подставишь все отделение.

– Но мы можем забрать его в плен.

– Бей.

– Йа-а та-ак н-не м-могу.

Воспитывать мальчишку сейчас не место и не время, поэтому Шестаков сам вогнал в грудь бесчувственного противника нож. Тот на мгновение выгнулся дугой и тут же затих. Жест напарнику – снять со второго снаряжение, сам проделал то же самое. Совсем не помешает. Кроме тесака и шестидесяти патронов, в подсумках еще и двенадцать обойм для патронов. Без этой небольшой детали, винтовка «Манлихер» уподобляется однозарядной «берданке».

Подумал было обшарить карманы, но по здравом размышлении отказался от этой мысли. Не ко времени. У подчиненных наблюдаются проблемы с тем, чтобы добивать поверженного противника, а потому о вдумчивой мародерке пока и речи быть не может. Да и несолидно это для офицера. Иное дело – оружие и снаряжение, в которых чувствуется острая нехватка.

Ничего, чуток пообтешутся и будут смотреть на трофеи с более практичной стороны. А следующим, глядя на стариков, и вовсе будет гораздо проще. Боец, и уж тем более который вот так, с нешуточным риском, ходит к противнику в гости, должен иметь дополнительную мотивацию. На одной присяге и чувстве товарищеского локтя далеко не уедешь. И материальная заинтересованность вполне отвечает этим чаяниям. Просто сейчас этот аргумент для его парней преждевременный.