– Рошан, зелье принеси, – распорядился Нант.
Десятник стрелой метнулся к коновязи и обратно, возвратившись с двумя пузатыми бурдюками из бычьей кожи.
Взяв один бурдюк, Нант вытащил плотно пригнанную пробку и, забравшись на помост, принялся поливать темной жидкостью тела. Обернулся к солдатам и сказал:
– Чего ждете стоите? Забор какой-нибудь на дрова разберите.
Солдаты принялись за дело. Выламывали из заборов доски, выдергивали из земли колья. Таскали импровизированные дрова и запихивали под помост. Рошан принялся поливать тела из второго бурдюка, зай дя с другой стороны.
– Деревня не полыхнет? – спросил второй сержант.
– Да и хрен с ней, с деревней! – высказался кто-то из солдат. – Кровавое место, теперь лет двадцать сюда ни одного переселенца и калачом не заманишь!
– Со всем добром спалить? – необдуманно брякнул сержант. Не выдержала у него душа при мысли, что в огне сгорит столько разных вещей. Он долгое время выполнял в гарнизоне помимо своих прямых обязанностей еще и обязанности интенданта, а работа – она ведь накладывает свой отпечаток! Вот и не смог промолчать: – Такие деньги в дым обратить?! Субординация субординацией, но и она не всегда помогает в таких случаях. Солдаты хором разразились ругательствами и возмущенными воплями. Слышались гневные крики:
– Гори оно ярким пламенем это добро!.. Да кто ж его в руки-то возьмет!.. А ему что! Он и отмыть не по брезгует, и пристроит по хорошей цене. Упырь! Впрок не пойдут такие деньги! Руки жечь будут!.. Ниче, он перчаточки натянет! Воин складской!.. В крови эти мо нетки будут!..
Нант смотрел с помоста на бушующих солдат, но не одергивал, давая выпустить пар. Конечно, нехорошо, что подчиненные орут на начальство, но ведь и головой думать надо, прежде чем языком трепать. К тому же, будь сержант из старых вояк или наемников, как сам Нант, он бы вмешался хотя бы из чувства солидарности, но тот был переведен в гарнизон кем-то из городских чинуш, отмазавших таким образом то ли приятеля, то ли родственника, от разбирательств по старому месту работы, и был чужаком для большинства сержантов и десятников. Вмешался Нант лишь тогда, когда солдаты взяли оплошавшего начальника в плотное кольцо и собрались перейти от слов к рукоприкладству.
– Стоять! – выкрикнул он, заставив солдат замереть с занесенными над головой сержанта кулаками. – Молчать! – пресек он негромкий ропот. – Долго мне еще ждать, пока вы соизволите натаскать достаточное количество дров? За работу, бездельники!
Ворча себе под нос, как дворовые псы, которых одернул суровый хозяин, солдаты отступили от испуганного сержанта, вернувшись к прерванной работе.
– Молчи уж, – бросил Нант открывшему рот для отповеди сержанту. – В следующий раз я не стану останавливать солдат.
Напортачивший сержант предпочел промолчать. Нечем крыть оказалось! Можно, конечно, пригрозить жалобой командиру гарнизона. Но на кого? На солдат? Весь гарнизон хохотать будет, если узнает, что он не в состоянии справиться с вышедшими из-под контроля подчиненными. На Нанта? Но тот и не собирался применять к нему физическое воздействие. Не собирался, но если побежать с жалобой к начальству, то точно применит! Или даже руки сам марать не будет. Тому же Рошану скажет. Или Хину. Они своему драгоценному командиру всегда помочь готовы, не то что его остолопы! И управу на него не найдешь. Уж командир гарнизона всегда прикроет Нанта. Он же был капитаном в той банде, где Нант сержантом ходил. Спелись еще во время лихих наемничьих лихих годков. Как есть спелись! Нет, уж лучше промолчать! Не зря говорят: молчание, оно того – золото…
Безрадостные мысли сержанта прервал появившийся разъезд во главе с Хином.
– Ну! – поторопил Нант следопыта.
– Так, того, командир, – развел руками Хин. – Нечего толком докладывать. Не узнали мы про них ничего. По следу-то прошлись, они его и не прятали даже. В общем, сделали крюк и на тракт вышли. А там… Да, сам понимаешь, что на тракте следов-то особо не найдешь. Мы, конечно, проскочили в обе стороны, но… Какие уж там свидетели, днем с огнем не сыскать – деревню-то они еще поутру вырезали. Кто ж в такую рань по дорогам колесит? А коль и был? Небось теперь где-нибудь в овраге валяется, ворон кормит.
– Да-а, дела… – протянул Нант и подбодрил понурившегося десятника: – Не терзайся. Я особо-то и не рассчитывал. Теперь их только облавой можно взять, и то если они по лесам где скрываются. А если сообщники имеются, да прикрытие надежное, то и облава не поможет.
– Ну так что ж делать-то?
– Командиру доложим – пусть решает. Может, он с горожанами да соседними гарнизонами договорится?.. – и после повисшей паузы добавил, обращаясь ко всем солдатам: – По коням!
– По коням! – эхом отозвались десятники и солдаты, побросав к помосту свою ношу, прытко побежали к коновязи, стремясь поскорее покинуть вырезанную деревню.
Нант спрыгнул с помоста и забрал у Рошана подожженный факел. Размахнулся и бросил его в центр помоста. Алхимическая горючка, соприкоснувшись с факелом, полыхнула так, что он вынужден был прикрыть лицо локтем. Повернулся и, чувствуя спиной жар разгоревшегося костра, зашагал к сидящему в седлах отряду.
– Поехали, – скомандовал он, взлетев в седло.