будет…

– Тятенька, а там только мальчики?

Вопрос попал в болевую точку. Действительно, изредка бродяжили и девочки, хоть и в мужской одежде. А вот что с ними делать… по монастырям тоже?

Алексей Михайлович наткнулся на умоляющий взгляд своего ребенка. Покачал головой. Потом покачал головой намного более обреченно.

– Сонюшка, патриарх проклянет…

– За что это меня будет патриарх проклинать? – вскинула высокую бровь царевна Анна. – Или нельзя мне новых служанок взять?

– Так ведь не с улицы же…

– Мой грех. – Сдаваться царевна не собиралась. – Отмолю, что должна, а только больший грех – невинную душу на произвол судьбы бросать.

– В монастырь…

– Так ведь не все ж монашками рождены. Призвание должно быть к такой судьбе…

Алексей Михайлович только вздохнул. Алеша молчал, но смотрел так…

Не был царь глупцом, и замкнутым на обычаях ретроградом тоже не был. Борис-то Морозов его и в немецкое платье одевал, и повидал Алексей Михайлович много всего, просто – положено так. Правильно это – когда древнее благочестие. Чинно.

Вот и приросла маска к лицу, а детские глаза глядят за нее, в душу – неужели ты не позволишь? Мы ведь не для зла, мы хотим сделать что-то доброе, помоги нам…

Так оно и решилось…

Софья осматривала стоящих перед ней девочек спокойным серьезным взглядом. Разные. Очень они разные. По возрасту – от семи лет до пятнадцати, по росту, по характеру, только вот выражение глаз у них одно. Они умереть готовы, но добычей не станут. Сама отбирала.

Тех, кто был сломан, кто искал только мира и покоя, она попросила отправить в монастыри. Поживут там прислужницами, потом для себя сами решат, замуж ли выйти, Богу ли служить… Софье такие не нужны, ей те нужны, кто огнем горит, кто не поддался, не сломался, кто себя ногтями и зубами отстаивал – таких набралось только пятнадцать девчонок. А было больше, намного больше. Отсеялись.

А вот те, кто остался…

Сначала с ними говорила царевна Анна. Недолго, по делу. Мол, взяли вас служить мне, а служить вы будете царевне Софье. Кто откажется – монастыри всегда открыты. Кто согласен – чтобы ни одного нарекания от царевны не слышала. Иначе – тот же монастырь.

Отказавшихся не оказалось. И Софья смотрела на девочек. Если получится – будет у нее своя гвардия. Не самая большая, но видит бог, начинать с чего-то надо. Что женщина знает? А вот что мужу ведомо, о том и знает, а которая и больше. Кто-то из девочек замуж выйдет, кто-то с Софьей останется, но служить все будут, потому что и голод, и холод не забываются. Никогда… И те, кто от них спас, – тоже. Есть неблагодарные твари, но поводок рано или поздно найдется на каждую.

– Назовите себя. Как тебя зовут? – остановилась перед самой старшей.

– Катерина.

– Марфа.

– Устинья, – сверкает темными глазами невысокая смуглянка.

– Ефросинья. – К этой девочке Софья приглядывается внимательнее. Светленькая, с синими глазами, удивительно красивая…

– Авдотья…

– Софья…

Пятнадцать девочек, пятнадцать историй. О жизни Софья еще расспросит их, всех вместе и каждую по отдельности. Ей еще предстоит превратить эту компанию в команду. А пока она просто кивает на стол, где стоят подносы с различной снедью.

– Девочки, угощайтесь. Это для вас принесли…

И смотрит, как жадно, едва не давясь, поглощают пищу девчонки. Да, учить их и учить. Работы предстоит много, но главное – чтобы работа оказалась благодарной.

Ей нельзя в школу, поэтому она создаст ее на дому. А там…

Девочки будут уходить, выходить замуж, она их пристроит, даст приданое… разберемся.

А вечером, когда девочки засыпают, она отдается в ласковые руки кормилицы. С утра ей вести все это стадо на молитву, потом завтрак, потом мыльня… пусть привыкают. Чистота – наше все.

Хотя с мыльней сейчас сложно. Но…

Софья довольно улыбнулась. Случай помог, случай. И на кой черт им свинцовый водопровод?

Что нужно для войны?

А вот то и надобно. Порох. Пушки. А еще – пули. А это – свинец. Легче легкого было рассказать об этом братику, а потом посетовать. Мол, деревянный