гармонию этого места.
В кабинете Софьи Романовны всегда царила чистота, темные панели из натурального дуба, блеск стекла и металла, классика и модерн смешивались в причудливых сочетаниях…
Так-то.
Тебе еще даже пятидесяти пяти нет. А жизнь уже кончена.
Выписка из истории болезни мрачно подтверждала это, лежа поверх миллионного контракта на постройку офисного здания.
Софья взяла ее двумя пальцами и спровадила в мусорное ведро. К черту!
Не желает она больше ни думать, ни помнить!
Хотя как тут забудешь?
Самым мерзким недостатком начальницы, по мнению всех работающих на фирме, была ее идеальная память. Она в жизни не пользовалась ежедневниками, но, не глядя в календарь, могла озвучить свое расписание на месяц вперед. Это неизменно повергало в ужас секретарш и заставляло их сомневаться в своей компетентности.
Пискнул селектор.
– Да?
– Софья Романовна, к вам Яблочкин, из бухгалтерии.
– Пусть войдет.
Появившегося на пороге молодого человека Софья Романовна встретила насмешливой улыбкой и своим фирменным взглядом голодной пираньи в климаксе.
Мужчина лет тридцати пяти заерзал, занервничал, совершенно по-детски вытер вспотевшие ладони о двухтысячедолларовые штаны и покраснел, понимая, что начальнице все это видно.
Наконец Софье надоела пауза, и она кивнула провинившемуся подчиненному на кресло.
– Садись, Алексей Батькович. В ногах правды нет, попробуем нащупать выше…
Мужчина рухнул в кресло. Признаки были весьма плохими. Всех, кто работал в фирме, Гарпия – так подчиненные ласково называли начальницу – помнила и в лицо, и по имени-отчеству. И если начинала вот так играть словами…
– А теперь расскажи мне, почему вовремя не были проплачены деньги за отделочные работы в здании у Ерохина?
Спустя двадцать минут Софья подписала приказ об увольнении, поморщилась…
Развелось блатной шушеры! Конечно, Яблочкин-старший будет недоволен, но утрется. Она и так из милости взяла сопляка на стажировку, терпела опоздания, хотя самой себе их никогда не позволяла, но чтобы загулять, прийти с похмелья и перепутать все документы… ей такие работники не нужны.
В мусор!
Из мусора нагло выглядывала противная бумажка грязновато-желтовато-серого цвета. И диагноз там был весьма неутешительный.
Опухоль головного мозга с множественными метастазами.
Неоперабельная.
Три-четыре месяца, максимум полгода жизни.
Обидно…
Три месяца спустя
Женщина приподнялась на локтях, окинула взглядом палату… да, несомненно, это была палата, только больничным заведениям присущ этот неприятный запах – смесь хлорки, крови и человеческих страданий.
Она лежала на кровати, застеленной достаточно чистым бельем, в окно било солнце… Софья поморщилась.
– Где я?
Голос был отвратительно слабым и неуверенным, но говорить жестче не получалось – мешала пересохшая гортань и запекшиеся губы.
– Вы очнулись?
С кровати рядом поднялась женщина.
– Подождите минуту, я позову медсестру…
Софья честно пролежала целых три минуты, показавшиеся ей вечностью, но дольше медсестричка ждать себя не заставила. Девочка лет двадцати напоила Софью из специальной поилки с носиком, сообщила, что врач ушел пообедать, и объяснила ситуацию.
Софья находилась в самой обычной бюджетной клинике. В травматологии.
Она ехала по делам, вероятно, потеряла сознание за рулем и удачно вписалась в столб.
Удачно?
