давно.

Маринка ошивалась, конечно, на Старом Арбате и холодно повествовала корейцам про Окуджаву. Корейцы, как водится, пугались, переспрашивали и снова пугались: нет ли японского отклика в фамилии. Не дойдя метров тридцать, я встала у художника с портретом, чтобы перевести дыхание. Отыскала взглядом наиболее симпатичную кореяночку, потом уперлась в Чжаёна: высоченный, не ошибиться. Оказалось, впрочем, что Чжаён заинтересованно и насмешливо смотрит в ответ. Вот так отдышалась.

Я нацепила на лицо подобие улыбки и пошла вперед: глаза на спине у него, что ли. Маринка наконец меня заметила, издала радостный вопль и что-то быстренько наврала про мое отсутствие. Я сконфуженно поздоровалась по-корейски и спросила, кто идет со мной. Оказалось – девчонки. Мы помахали рукой оставшимся и двинули в сторону Ленинки и Кремля.

Девчонки были веселые, сразу набросились на меня, мою одежду и мою косметику. Пришлось признаться, что косметика сплошь корейская, а как иначе. Их восторг приобрел совсем уж разрушительные черты.

С час потаскавшись в центре, мы уселись в кафешке, и я заставила их заказывать еду на русском. Иначе – зачем огород городить со стажировкой.

Я оставила их внутри, а сама вышла на веранду – на законный перекур. Наличие там Ким Чжаёна меня почему-то совсем не удивило, скорее погладило против шерсти.

– Корейский очень плохо, значит? – насмешливо поинтересовался он на чистом русском, и я села к нему за столик.

Порылась в сумочке, не обнаружила ни сигарет, ни зажигалки. Неплохой, в общем-то, день катился куда-то к чертям.

– Какой есть.

– Не забывай, пожалуйста, что у меня отвратительный русский.

Русский, по правде, был отличный и неправдоподобный. Почти как его профиль, хранящий ольччановскую тайну. Я уставилась на Чжаёна во все глаза.

– Мы так и будем молчать, судья?

Я осмотрелась по сторонам и подняла брови. Оговорился, видимо.

– Зачем же? Я могу спросить, почему ты сбежал от Маринки и где какие-либо правила приличия. Я все-таки Корею давно изучаю, да и девчонки ваши меня «Нина-онни» зовут, а не как бог на душу положит.

На этом моменте брови поднял Чжаён, и я нехотя им залюбовалась: хорош, слов нет.

– Если честно, судья, – с нажимом сказал он, – мне надоело играть в игры. Давай сразу к делу. Я тебя старше, но можешь обращаться ко мне на равных.

Поколебавшись, я бросила взгляд на улицу. Солнца все еще не было, так что вряд ли двадцатидвухлетний Чжаён схлопотал тепловой удар. Хотя на удар в целом было похоже, да еще русский такой…

– Это розыгрыш, да?

– Какой розыгрыш, я специально летел уйму времени – зачем? Чтобы разыгрывать судью, а не входить с ним в курс дела? Что с Ямато и Нари? Почему ты ведешь себя так, будто ничего не знаешь?

Я почувствовала себя совсем уж дурно и начала размышлять над тем, как бы половчее сбежать в туалет и набрать Маринке с криком: «Чжаён не вынес нашей действительности и двинулся!» – когда тот вдруг улыбнулся:

– Простите, нуна, захотелось повалять дурака. Марина-нуна меня отпустила погулять, как это, самостоятельно, а я случайно заметил вас.

От сердца отлегло. Хотя бы так, одной проблемой меньше, не придется ничего объяснять безутешным родителям.

– Может, ты тогда к нам присоединишься? – спросила я для разнообразия на корейском, и Чжаён восхищенно зацокал языком и тут же принялся нахваливать меня и мои познания.

На мгновение даже грустно стало: от его слов про каких-то судей, Ямато и Нари веяло тайной и загадкой, а объяснилось, как обычно, банальнее не придумаешь. И вон какой тихий сделался, будто не ольччан ни разу. Только «нуна», только уважительные интонации. Интересно, Маринка лезет на стену от этого обращения? Не мешало бы уточнить.

– Пойдем заберем девчонок и сходим до Китай-города. Там красиво.

– И китайцы? – уморительно поинтересовался Чжаён.

– Боюсь, нет. Там церквей много, иностранцам обычно нравится.

Я встала из-за столика, зашла внутрь, только чтобы обнаружить, что девчонки уже расплатились и очаровали абсолютно все кафе. Соён вообще отбивалась от нежданного поклонника.

– Пошли, – скомандовала я, посылая скользкому на вид типу не самый добрый взгляд.

На улицу мы вывалились дружно, я раза три застряла в дверях. Второй вышел не особенно удобным, потому что застревали с Чжаёном, и я ткнулась носом в его пахнущую дорогой туалетной водой майку. Извинялся, впрочем, он, громко и излишне стандартно. Потом намеренно отстал, уткнувшись в телефон, мне пришлось его подгонять, а дальше, где-то в районе Покровки, мы наткнулись на Маринкину группу, все кинулись обниматься, даже мне