Кызлар-агасы помрачнел.
– Я тоже размышлял об этом. Сардиния рядом, можно связать или сколотить плот, но там испанцы. Будут ли они рады нам? Сильно сомневаюсь!
– Остается ждать, надеяться – и думать. Ладно, кызлар-агасы, пройдусь-ка я по окрестностям, огляжусь. Может, лодку раздобуду. Или сундук с барахлом.
Каравулык рассмеялся.
– Раздобудь! Только будь осторожна.
– Всегда! – улыбнулась Мелиссина.
Миновав нураг, она вышла к скалам, спадавшим по южному берегу до кромки бесновавшегося прибоя.
Ну, по крайней мере можно не ждать нападения отсюда – тут ни причалить, ни высадиться.
И Елена потопала к восточному берегу, взбираясь на невысокие холмы, заросшие можжевельником, и спускаясь в сырые низинки.
Птиц было – море. Цветастые и горластые, пичуги словно соревновались между собой на громкоголосость и крикливость.
А вот зверье будто вымерло, хотя следы копытец попадались частенько. Распугали охотнички.
Взойдя на очередной холм, Мелиссина увидала перед собой покатую равнинку, уходившую к востоку и северу и там обрывавшуюся над морем. Обширные луга чередовались с густыми рощами.
Проверять, что за дичь таится в перелесках, Елена не стала, а пересекла равнинку и вышла к западному берегу.
Скалы здесь были самыми высокими, двумя мысами обнимая бухту.
С краю северного мыса, там, где скалы мельчали, переходя в скопище камней, лежал фыркате, похожий на выброшенного кита.
Видно Елене было хорошо – в этом месте скалы расступались, и вниз уходила широкая расщелина, покрытая наносами глины, полосатой от борозд, оставленных дождевыми потоками.
Стоило поскользнуться на этом крутом спуске, и на пляж свалится уже твой труп.
По левую руку от Мелиссины начинался подъем к маленькому плато, где и стоял нураг, – Елене была видна лишь самая макушка башни.
Она уже стала подниматься, когда вдруг послышался довольный голос:
– Ну вот мы и встретились!
Женщина даже не вздрогнула. Она неспешно, даже с какой-то ленцой, развернулась.
Абдулкерим смотрелся очень эффектно на фоне голубой бухты. В ярко-красных шароварах, в потной безрукавке и грязноватом тюрбане, он олицетворял османа-кочевника, безродного пастуха, возомнившего себя потрясателем вселенной.
Абдулкерим учел свои прежние промахи – в руке он держал пистолет.
Короткоствол, которым вооружилась Мелиссина, торчал у нее за поясом.
Выхватывать его и стрелять в обороте она не стала, потому что всё равно бы не успела, а помирать на этом дурацком острове не входило в ближайшие планы Суховой.
– Я же тебе сказала уже, – холодно проговорила Елена, – ищи козу и делай с ней что хочешь.
Ладонь она медленно положила на рукоятку «флинтлока».
– Руки! – дернулся Абдулкерим.
– Боишься меня? – мурлыкнула женщина.
– Еще чего! И хватит болтать! Заголяйся – и на травку! Живо!
Мелиссина пристально смотрела на турка, соображая, как же выйти из щекотливой ситуации.
Абдулкерим, по-своему поняв ее колебания, сказал с поганенькой ухмылочкой:
– Можешь кричать, если хочешь. Тебя всё равно никто не услышит, кроме меня. А мне плевать – хоть заорись!
– Ты дурак? Конечно, ты можешь меня застрелить, если повезет. Но уж я-то тебя точно убью! А оно тебе надо?
– Заткнись, женщина!
И тут Алёна увидела, как из-за скал выглянула остроносая шебека.
По ее палубе бегали загорелые мужики в головных платках-игалях, чалмах и тюрбанах. Пираты?
Решение пришло как бы само собой – Мелиссина нащупала пальцем спусковой крючок и выстрелила, не вытаскивая пистолет.
Дуло смотрело в сторону, и ногу не задело, разве что опалило, зато грохоту было!..
Елена сильно рисковала, но расчет ее оказался правильным – на шебеке сочли, что стреляют по ним, и тут же прилетела ответка.
Абдулкерим сильно вздрогнул, словив пулю, качнулся под звук мушкетного выстрела, стал отступать назад, слабо взмахивая руками, пытаясь поймать равновесие, и упал спиной, полетел по расщелине, закидывая ноги, кувыркаясь и переворачиваясь, сшибая камешки и поднимая пыль.
Мелиссина, державшаяся на линии огня и прикрытая телом «любовничка», метнулась в сторону, подхватывая оброненный Абдулкеримом пистолет.
Но пиратам уже было не до нее – с укреплений вокруг нурага грохнул залп из фальконетов.