На полпути до Лилля пятерку застал вечер. Благо что хутор подвернулся довольно-таки богатый: два амбара, скотный двор, сыродельня, коптильня.
В общем, добротная усадьба.
Призыву открыть ворота сначала ответили собаки, потом и хозяин появился – весьма степенного обличья гражданин с широкими, обвисшими плечами и с заметным брюшком.
Видать, вкалывал полжизни, как проклятый, а нынче пожинает плоды.
– Куркуль, – буркнул Пончик.
– Ёш-моё, – вздохнул Быков. – А еще либерал! Где ж твоя политкорректность?
– Да иди ты… угу…
«Куркуль», вынув трубку из широкого рта, поинтересовался, что нужно господам в столь поздний час.
Наметанным глазом Олег углядел во дворе полдесятка парней с вилами и прочим крестьянским оружием, но остался любезен.
– Господам надо спать, – сказал он и махнул рукой в сторону амбара. – Только одну ночь. Мы заплатим.
В подтверждение своих слов, Сухов подбросил на ладони пять пеннингов – плата более чем приличная.
Разумеется, хозяин сразу расположился, моментом взял монетки и с поклонами повел дорогих гостей к амбару, но не к тому, что выбрал Олег, а к соседнему, уверяя, что там имеется печь, а ночи нонче холодные.
В амбаре было просторно и сена навалом.
И круглая печка имелась, кою Лобов тут же взялся растапливать, пока остальные ставили лошадей в конюшню, чистили, задавали им корму, а в поилках освежали воду.
Зато, когда Олег вернулся, он окунулся в тепло. Гудевшее пламя создавало уют, а масляный фонарь – загадочность. Тени так и шатались по стенам.
– Вот что, – решил Сухов, – поедим и выставим дозорного. Так и будем меняться до самого утра. Это самое… доверяй, но проверяй.
– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – поддержал его Быков.
– Да чё там, – пожал плечами Лобов. – Дайте мне чё поесть, и я засяду на чердаке, – он показал на лестницу, ведущую наверх. – А оттуда еще одна есть, прямо во двор. Да, братан?
Жека важно кивнул. На том и порешили.
Как оказалось, кабатчик не пожалел припасов: и мясца вареного передал, и ветчины шмат, и сыра чуть ли не полголовы, и пышный каравай.
Посуды не было, так что запивать приходилось по очереди, хлебая из кувшина. Вино тоже было ничего, в меру терпкое, скорее сладковатое, чем с кислинкой.
– Выпьем за Олега! – предложил тост Пончик. – Иначе мы сейчас сходили бы на берег в Брюгге. Может, даже и не сходили бы, а ночевали бы на палубе, – похлопав по плащу, в который был закутан, он провозгласил: – За твою решительность и бесчеловечность!
Сделав хороший глоток, Шурка опустил кувшин и растерялся – друзья смотрели на него очень серьезно и не совсем так чтобы доброжелательно.
– Блин, ну ты как скажешь! – покачал головой Комов.
– Ч-чучело, – процедил Быков, отворачиваясь.
– Да чего я такого сказал? – возвысил голос Пончик, сознавая прекрасно, где именно он допустил оплошность. Олег спокойно принял у него кувшин и отпил.
Сильный человек, он не обижался ни на кого, не позволяя себе даже такой роскоши, как ненависть.
Просто он привык радикально решать свои проблемы: если его обижал враг, то этого вражину хоронили, а если друг…
– Понч, – хладнокровно проговорил Сухов, – мушкетеров я убивал не корысти ради. Не спорю, их кони нам очень пригодились, но как еще я мог поступить с той четверкой? Человечно? А это как? Дать в зубы одному, подсечку другому и бежать? Куда? В чисто поле, чуя за спиной четырех конников? Или прямо к вам, к той мельнице? Это самое… Пойми, бой всё равно бы состоялся, но при каких условиях и с каким результатом? Даже если бы мы и одержали победу, кого из нас пришлось бы закапывать в землю? Меня? Тебя? Или вон Жеку?
– Или меня, – буркнул Яр.
Пончик до того покраснел, что даже в тусклом свете фонаря это было заметно.
– Прости, сиятельный… – выдохнул он.
– Вспомнил! – хохотнул Комов и добавил назидательно: – А вот мы с Пахой никогда об этом не забываем. Когда мы были трэлями у варягов, сиятельный в боярах ходил, а у греков он и вовсе до кесаря дорос! Ну представь себе, что мы у себя в XXI веке вот так вот трепаться будем с премьер-министром! Получится у тебя общаться с ним свободно, вот так – по-свойски?
Шурик лишь вздохнул покаянно.
– Ладно, – подытожил Олег, – закрыли тему.
