– Слушай, чего ты ко мне пристал! – рассердился Пончик и обернулся к Сухову: – Лучше расскажи, как ты здесь, что делал. Пиратствовал небось?
Олег усмехнулся.
– С Генри Морганом Маракайбо грабил и Панаму…
Он рассказывал о своих приключениях не спеша, и ему было приятно их внимание, сопереживание, какая-то мальчишеская зависть.
А в самом-то деле, разве не занятным вышло его «попаданство»? Один «ягуар-оборотень» чего стоит!
А долгое «бродилово» с Франсуа Олонэ? А как они в Маракайбо всю испанскую эскадру на дно пустили? А как индейские пирамиды грабили во славу последнего вождя майя? Как в «баскетбол» сыграли, где проигрыш был тождественно равен гибели?
Нет, есть что вспомнить…
Когда Сухов закончил «дозволенные речи», он потянулся, и кандалы угрюмо брякнули, напоминая о грубой действительности.
– Здорово!.. – сказал Шурик впечатленно.
– Кино и немцы! – поддакнул Лобов.
– Ёш-моё… – протянул Яр и подтащил к себе оковы. – Когда на волю, сиятельный?
– Когда в море выйдем, – серьезно ответил Олег.
Глава 5,
Развить тему помешали «гости» – мосластые, жилистые гребцы-добровольцы. Они сразу узнавались по длинным усам, обвисавшим сосульками по углам ртов.
Колодки в виде чурбачков они небрежно носили под мышкой, рукою подбирая звякавшую цепь.
В балахонистых штанах и рваных рубахах, волонтеры представляли собой жалкое зрелище, тем не менее смотрели они на «коллег» свысока, с плохо скрываемой заносчивостью.
Сухов усмехнулся, не теряя из виду «гостей».
– Помните анекдот про золотарей? – спросил он. – Это самое… папа с сыном подъезжают к выгребной яме. Отец, как старший и опытный, лезет в дерьмо, черпает его ведром и передает наверх, наследнику. Тот неловко обливает батю, а батя и говорит: «Экий ты нескладный!
Так и проторчишь всю жизнь наверху!» Бранкада рассмеялась.
– Ты про этих? – Яр подбородком показал на добровольцев.
– Про них, убогих. Неистребимое качество человека – чваниться, даже если ты в дерьме по уши!
Говорили они на русском, и предводитель волонтеров, с оселедцем на голове, нахмурился, оглядывая пятерку.
– Чего регочете? – спросил он сиплым, пропитым голосом, выражая свои мысли на дикой смеси голландского, французского, английского да по всем правилам подворотен и портовых закоулков. – Вы последние не скинулись, гоните пеннинг!
– Не скинулись на что? – изобразил Сухов удивление.
– На что надо! – рявкнул предводитель, топорща жидкие усы. – Я – Виллем Косматый! Я главный на галере! Понял?
Олег сокрушенно покачал головой.
– Виллем, – сказал он ласково, – тебя кто-то подло обманул. На галере главный – капитан, а ты всего лишь обычный ушлепок. Как бы тебе попонятнее объяснить… Ученая обезьянка на цепи. Или у тебя есть возражения?
Возражения были. Поняв, что на кону его репутация «крутого», Косматый выпустил колодку и крутанул ее, будто кистень. Чурбачок, правда, был увесистый, и с первого маха у Виллема не получилось. А дожидаться, пока он сделает второй, бранкада не стала.
Олег со товарищи соскочили разом, по команде, чтобы кандалы не путались.
Свободной ногой Сухов врезал Косматому по причинному месту и сам ухватился за брошенную колодку.
Остальные добровольцы не стерпели покушения на честь и достоинство их главаря – всем скопом они набросились на «суховцев».
Как говорится, не на тех напали. Яр подхватил обрывок цепи, брошенный кузнецом.
Павел отодрал доску от помоста и с треском развалил ее на две – себе и Жеке.
Даже Понч вооружился, подобрав камень-голыш. И пошла веселуха.
Оковы мешали всем. Шурик дернулся было влепить глыбкой ближнему волонтеру, худому и длинному, да цепь натянулась, стреноживая, и метательный снаряд угодил соседу худого, правда удачно – свернув тому челюсть. А ты хулу не изрыгай!
Ярослав от души вмазал цепью-обрывком по колену противнику – вонючему добровольцу в одних штанах с подозрительными пятнами.
Тот потерял равновесие, и Быков добавил пяткой.
А уж Лобов с Комовым веселились от души, с треском припечатывая вражин своим «пиломатериалом», охаживая всех желающих по мясистым частям тела.
У Сухова был свой маневр – мигом набросив цепь Виллему на шею, он схлестнул ее, удавливая главного.