Уж неведомо, когда он подцепил эту заразу – упиваться опасностью, но азарт всегда жил в нем. Как и Павел, Наум никогда не впадал в ярость – угрозу он встречал с холодной решимостью. Именно в те моменты, когда приходилось балансировать на лезвии бритвы, и проявлялись его еврейская хитрость, русская сметка и находчивость.

Впервые, наверное, это было явлено во время Хуангутуньского инцидента, когда он подрывал поезд Чжан Цзолиня, диктатора Маньчжурии. Когда замещал резидента в Испании. Когда ликвидировал Троцкого в Мексике.

Да, наверное, это было важно – находиться в отрыве от родины. За границей все чувства обостряются, а уж если ты нелегал… Тут уж волей-неволей научаешься думать быстро, четко, отрешаясь от земного, как математик или шахматист. Эйтингон задумался. Геринг…

Собственно, если правильно выговаривать, то звать рейхсмаршала Гёринг. Но и так сойдет. Раскабанел Герман не потому, что ел много. Его ранили в пах, еще когда Гитлер был молод, а нацисты были шпаной. Нарушился обмен веществ в организме, и стал Геринг жиреть. А убивать его есть за что. Нет, неправильно сказал. Это не убийство и даже не ликвидация. Это казнь. Заслуженная.

Именно Геринг создал гестапо и первые конц-лагеря, именно он подписал документ об «окончательном решении жидовского вопроса», попросту говоря, об уничтожении 20 миллионов евреев. Никто более в Германии не нахватал столько чинов и званий, как «Айзен», то бишь «Железный», как прозвали Германа.

Бесстрашный авиатор в 20-х, к 41-му Геринг стал рейхсмаршалом Великогерманского рейха – это звание было введено специально для него. Более того, Гитлер официально назначил Геринга своим преемником в случае смерти, что само по себе говорит о величайшем доверии фюрера. Эйтингон тщательно прорабатывал план всей операции с Судоплатовым, и сейчас, перебирая его по пунктам, он не находил никаких узких мест. Должно сработать. Но вот сработает ли? План, как и любая теория, не всегда выдерживает испытание практикой…

– Товарищ майор госбезопасности!

Наум вынырнул из своих дум и посмотрел на командира подлодки.

– Что случилось?

– Акустики обнаружили шумы прямо по курсу. Мы поднялись на перископную глубину… В общем, замечен «Z-34». Эсминец.

– И что?

– Потопить бы…

– Ну конечно! А как же?

– А вдруг операции помешает?

– Товарищ капитан, – торжественно сказал Эйтингон, – гибель немцев нам помешать не сможет. Топите!

– Есть! – улыбнулся командир «Щуки».

Вскоре по лодке разнеслось:

– Боевая тревога, торпедная атака! По местам стоять!

Акустики доложили исходные:

– Курс цели сто сорок градусов, скорость – двадцать пять узлов.

– Торпедный отсек, подготовить аппараты к стрельбе!

– Есть!

Трубы заполнились водой, морячки уравняли давление и открыли передние крышки торпедных аппаратов.

– Самый малый вперед. Боцман, лево руля десять. Так держать! Приготовить к торпедной стрельбе первый и третий аппараты!

Штурман выдал данные для стрельбы:

– Курс цели сто восемьдесят градусов, дистанция восемнадцать кабельтовых, угол упреждения – двадцать градусов.

– Прицеливаем корпусом! Рулевой, двадцать градусов влево!

– Есть двадцать градусов влево!

– Торпедисты – товсь!

– Есть товсь! – бодро ответил старший торпедист.

– Глубина хода торпеды – три метра, скорость – тридцать три узла!

«Щука» плавненько довернула корпусом упреждение.

– Торпедисты, обеими, с промежутком четыре секунды – пли!

Торпедист нажал рычаг пуска – с шорохом, шелестом, бульканьем хищная «самоходная мина» ушла. Толчок. На счет «четыре» лодку покинула вторая торпеда. Еще толчок. В уравнительных цистернах зажурчала набираемая вода – трюмные уравновешивали лодку. Старпом следил за секундомером.

– Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три…

Снаружи по корпусу лодки послышались слабые щелчки – это заработал гидролокатор эсминца. Поздно! Ахнул первый взрыв. Чуть позже грянул второй. Командир приник к перископу, и вот его небритая щека дернулась, кривя рот в злорадной ухмылке.