Все произошло почти мгновенно, а когда немцы очухались и башня затормозившего «Бюссинга» стала разворачиваться, свое веское слово сказали пушки. Артиллеристы били в упор, бронебойными. Экипаж «горбатого» сгинул сразу – снаряд попал весьма удачно, и боекомплект сдетонировал, почти отрывая башенку и вышибая люки. «Шихау» тоже не повезло – подкалиберным разворотило кабину, «выдув» бронещитки, – но половина панцергренадиров уцелела.

Застрочил пулемет, долбя по борту «Ганомага», и тут же прилетела ответка – грянул пушечный выстрел. Снаряд разорвался прямо в кузове «Шихау». И тишина…

Судоплатов мигом вылез из люка и в два приема соскочил на землю. Подбежав к «Майбаху», он распахнул заднюю дверцу, ей же прикрываясь, как щитом, и мотнул «Вальтером».

– Раус аус дем вагн![15]

Грузно ворочаясь, Эрих фон дем Бах покинул лимузин. Щекастый, губастый, очкастый и слегка растрепанный – фуражка осталась на кожаном сиденье. Тем лучше. Бесцеремонно развернув группенфюрера, Павел ударил его рукояткой пистолета по затылку. Фон дем Бах обмяк, и его тут же подхватили двое бойцов.

– Не помните мундир!

С водителем и адъютантом тоже особо не церемонились – клацнули по темечку и раздели.

– Этих допросить и расстрелять, – приказал Судоплатов, – группенфюрера повесить. «Броню» оттащить в лес.

«В той жизни» верховному руководителю СС в Белоруссии Эриху фон дем Баху, кавалеру Рыцарского креста, весьма повезло – на Нюрнбергском процессе он выступал свидетелем, хотя и прямо участвовал в массовых казнях – в Риге, в Минске, в Могилеве, пролив кровь десятков тысяч людей. Герман Геринг даже кричал ему со скамьи подсудимых: «Грязная, проклятая, предательская свинья! Отвратительная вонючка! Он был самым проклятым убийцей во всей этой чертовой кампании!» Теперь группенфюрер не даст свидетельских показаний – его жирная тушка в обгаженных подштанниках висела на суку в глубине лесного лога.

Сгоряча Судоплатов решил было мчать в Минск на «Майбахе», в мундире группенфюрера, да показать немцам кузькину мать, однако профессионал живо пригасил сей молодеческий порыв. Красиво умереть – это, может, и важно, но пока не к спеху. Все там будем.

Наскоро собрав военный совет, Павел разложил план Минска.

– Немцы еще непуганые, – сказал он, – но зарываться особо не стоит. Надо связаться с подпольем, без них наша акция станет похожа на коллективное самоубийство. Проникнуть в город не сложно, гораздо труднее выбраться оттуда после акции. Митя! Оба миномета и весь запас мин передашь подпольщикам. Раз уж не пришлось аэродром обстрелять… Всю акцию проведем на площади Ленина, перед Домом правительства, где ныне окопалась администрация руководства СС в Белоруссии. Вниманию снайперов! Вот сбоку от Дома правительства стоит «Красный костел». С его крайней башни хорошо видна площадь вокруг памятника Ленину и весь проспект. Вторая точка – четырехэтажное здание напротив Дома правительства. С правой стороны тут развалины – немцы бомбили. С левой – барак на две семьи. Действовать будем так…

…Мчаться на «Майбахе» Судоплатову все же довелось – штаб отряда решил единодушно, что так будет и быстрей, и безопасней. Вел машину снайпер в форме шарфюрера, Толик Ефимов. Рядом с ним сидел Трошкин, изображавший адъютанта. За лимузином поспешал «Опель Блиц» с «олимпийцами» в фельдграу. Один из них – Костя Пехов – тоже являлся снайпером, чемпионом Московской области по стрельбе, а остальные представляли собой группу Репнина, посланную на усиление отряда Батьки Миная. Первым заданием группы стало прикрытие акции на площади Ленина.

До Минска добрались за три часа. Посты на дороге попадались, но лишь однажды, в Дзержинске, кортеж остановил некий служака, помешанный на орднунге. Правда, проявить бдительность фельджандарму так и не удалось – стоило опуститься пуленепробиваемому стеклу «Майбаха», как на служаку холодно глянул группенфюрер, неприятным голосом поинтересовавшийся:

– Что случилось?

Радетеля дисциплины аж в пот бросило. Вытянувшись во фрунт, он отрапортовал, что все в полном порядке, проезд свободен. Группенфюрер вяло кивнул и скомандовал: «Трогай!» И лимузин под эскортом «Опеля» проследовал дальше. Поздно вечером показались окраины Минска. «Майбах» и тут послужил «пропуском на колесах» – стоило фонарям постовых осветить лимузин самого фон дем Баха, как лучи резко отводились прочь, и только фары подметали светом улицу. Около неприметного переулка машины разделились – «Майбах» свернул, а «Опель» последовал дальше, высадив «солдат».

Притушив фары, лимузин почти неслышно проехал до нужного дома – бедной избенки с облезшими стенами. Ворота были открыты, и Толик с ходу заехал во двор. Хозяин, человек Батьки Миная, тут же затворил воротину. Скрылись с глаз… Судоплатов, вылезая из машины, сказал непринужденно:

– Душно сегодня, вы не находите?

Хозяин шумно вздохнул и выдал отзыв:

– Это что, самая духота в августе начнется. Здрасте, стало быть. Меня Федором кличут, Федором Ярновым.

– Нас привечать опасно, товарищ Ярнов.

Федор усмехнулся.

– А я бобыль, ни жены, ни детей. За кого мне бояться? А самому… Чего ж? Коли и доберется смертушка, то хоть знать буду, что не зря все.