класса, несколько штук для миллионеров. И одно для миллиардеров, пусть в нашем органе народовластия будут представлены все социальные группы.

– Мне туда нельзя, я же член императорской фамилии, – напомнила Маша. – А других миллиардеров, насколько я помню, в России нет. Да и не тянет меня в этот гадючник.

– Нужно смотреть в будущее. – Я указал пальцем в потолок. – Сейчас нет, а потом появятся. Например, Мося Альперович выйдет на пенсию и вернется на родину. Пусть тогда избирается на здоровье, я первым за него голосовать побегу.

– Действительно, далеко не каждый миллионер готов самоотверженно отстаивать интересы малоимущих в ущерб своим собственным, – кивнул Гоша. – Зато можно точно сказать, что никакой обладатель умеренных доходов никогда просто так интересы миллионеров блюсти не станет. Не боишься, что твоих нищебродов покупать начнут?

– Наоборот, жду с нетерпением, на Вилюе скоро стартуют работы в новом карьере. У нас же стараниями вашего покорного слуги очень высока гражданская активность народа. Другими словами, наличествует развитая культура доноса. Если покупать начнут сразу всех, то это незаметно не сделаешь, тут мои надзорные службы и сами справятся. А если потихоньку, по одному, то те народные избранники, кого пока еще не купили, все прекрасно увидят и мигом настучат, одариваемый даже и денег толком сосчитать не успеет к моменту, когда за ним придут.

– Хм… дядя, а ты не помнишь, каков у нас в России процент бомжей – на представительство в Думе хватит?

– Машенька, ты гений, мне вот почему-то такая красивая идея в голову не пришла. Их же много не надо, двух-трех вполне хватит для создания должной концентрации ароматов. Разве что можно будет заранее затеять мелкий ремонт в зале заседаний, дабы депутаты сидели поплотнее. Поближе, так сказать, к истокам. Мигом так озаботятся борьбой с бедностью, что нам, вот попомните мои слова, их еще и сдерживать придется.

За прожитые в Российской империи восемь лет Александр Кобзев вроде бы не совершил никакого карьерного роста, в отличие от своего товарища по межмировому переходу Виктора Ивановича Кисина. Этот успел стать деканом, член-корреспондентом Российской Императорской академии наук и даже признанным основателем марксизма-кисинизма, а Саша не рос в должности, по- прежнему оставаясь старшим лаборантом объекта «Заря». Впрочем, рос сам объект. Начать с того, что теперь это уже были «Зори», причем довольно многочисленные. Кроме исходной под Гдовом, теперь в ведении Александра находились: «Заря Востока», расположенная в Бресте; «Горная Заря» – примерно там, где в родном мире Кобзева была Караганда; «Атлантическая Заря» в Забайкалье; «Заря пустыни» на острове Ниичаво, бывшем Ниихау, что в составе Гавайского архипелага, но в Гавайскую Социалистическую Республику не входит.

И наконец, в ближайшее время список «Зорь» должен был пополниться еще одной – «Арктической». Эта будет находиться не в Антарктиде, как можно было решить, исходя из названия, а всего лишь на острове Пасхи.

Именно туда сейчас и шел грузопассажирский пароход «Смоленск», а Саша занимал на нем шикарную трехкомнатную каюту. Если честно, то он предпочел бы куда более скромную, но на современном крейсере, а не предоставленные в его распоряжение хоромы на этом допотопном корыте. С пробегом – или как там оно называется у моряков, проплывом или проходом? – не меньше чем в десяток кругосветок. Ведь уже в Русско-японской войне «Смоленск» активно участвовал, будучи далеко не новым. Да и во время мировой корабль тоже не отсиживался по нейтральным портам. Правда, капитальный ремонт он прошел в Германии и совсем недавно, но все равно у Александра имелись вполне обоснованные подозрения, что почтенный ветеран от такого шторма, который сейчас бушевал в Тихом океане, очень даже может и утонуть. Тем более что капитан даже не пытался развернуть свой корабль носом к волнам, а продолжал курс на остров Пасхи – правда, уменьшив скорость до десяти узлов. И теперь крены «Смоленска» иногда доходили до пятнадцати градусов. Вообще-то маленькая яхточка, на которой старший лаборант часто катался по Чудскому озеру, при хорошем ветре без особых последствий кренилась и до тридцати, но Саша сильно подозревал, что пароход водоизмещением в двенадцать тысяч тонн – это все-таки не трехтонная яхта. И ему даже пятнадцати градусов может оказаться вполне достаточно. Особенно если сместится груз в трюме, а его там немало.

«Смоленск» вез первую партию машин, материалов и оборудования для постройки на острове Пасхи аэродрома, способного принимать стратегические бомбардировщики или межконтинентальные пассажирские лайнеры, то есть с полуторакилометровой бетонированной полосой. Об этом знали все, в данный момент находящиеся на борту. Имелась и вторая задача, несколько более