Так все стало проще! «Это будет весело!» – так ведь он сказал?

– Откуда ты знаешь? – потрясенно пробормотала я, чувствуя, как останавливается сердце. Такой поворот оказался для меня слишком неожиданным. Я предполагала что угодно, но не это.

– Какая разница откуда? – Грейсон подошел ближе и швырнул меня в объятия Кэлза. – Главное, это правда.

– Я не убивал Брил! – Кэлз практически кричал, но Грейсон уже запрыгнул на подоконник, бросив напоследок:

– Ты ведь все равно откупишься. Но Яд… Яд не даст тебе жить спокойно. Месть удалась. Убить тебя сейчас – это милосердие. Так что живи со страхом и ожиданием справедливого возмездия.

Грейсон выпрыгнул в окно, а Кэлз, сжимая меня в объятиях, зашептал в волосы.

– Я не убивал ее! – Но я не желала его слушать, поэтому вывернулась и тихо спросила:

– А дурман… Дурман подсыпал мне тогда ты?

Я развернулась и посмотрела Кэлзу в глаза. Ответа не требовалось, и я отступила.

– Яд… Яд, дай я все объясню…

– Не стоит. Ты был на той вечеринке. Ты подсыпал мне дурман, и ты знал о романе Брил и Грейсона. Я иду к законникам. У тебя была возможность и мотив, и ты все скрыл от меня.

– Яд… я не убивал ее! Правда. Все было не так, как хочет показать Грейсон. Она его бросила и не собиралась возвращаться. Я не знал, кто он, не подозревал Грейсона… думал на Зверя и уж точно не знал, что у нее был еще кто-то третий…

– Пятый! – раздраженно бросила я. – Я достаточно была дурой.

– Ты же знаешь, что меня никогда не заберут законники, – прибег он к последнему аргументу.

– Мне наплевать. – Слезы душили, и было невероятно сложно не показать слабость. – Я буду копать так долго и так тщательно, что рано или поздно найду доказательства.

– Не найдешь. Потому что это сделал не я.

– Ты мне врал.

– Не в этом.

– Прости, но я не хочу тебе верить.

Я развернулась и пошла к выходу. У самой двери наткнулась на Нориса, но оттолкнула его плечом и продолжила путь. Мне было необходимо остаться одной, порисовать и решить, что делать дальше.

Мне было плохо. Нет. Не физически. Все полученные мною травмы оказались несущественными и уже почти не давали о себе знать. О произошедшем напоминали лишь несколько синяков. Я страдала душевно. Очень давно я настолько сильно не ошибалась в людях, давно не подпускала к себе никого так близко, как сумел подобраться Кэлз, а я ведь знала, каков он. Знала, что способен на любую подлость и удар в спину. Даже предательство Триона ранило не настолько глубоко.

Я соскочила с подоконника и раздраженно отправила в мусорную корзину очередной смятый листок. Я опять рисовала. Уже неделю каждое утро начинала не с кофе, а с карандаша и чистого листа бумаги, и каждый раз, какие бы картины ни выводила моя рука, везде на них мелькали знакомые глаза, упрямый подбородок и соблазнительный изгиб губ – Кэлз. Ни разу не получилось воссоздать точную картину, ни разу не удалось нарисовать его портрет и убедиться в том, что виноват именно он, но и убрать образ с рисунков не выходило. И это выводило из себя.

Я, как и обещала, сдала его законникам. Я не бросала слова на ветер и не врала Норису, когда говорила, что для меня закон превыше всего. После открытой Грейсоном истины слова преподавателя о близком человеке, виновном в преступлении, заиграли новыми красками. Интересно, он подозревал младшего брата или ткнул пальцем в небо и случайно попал? Это я пока не выяснила.

Поговаривали, будто Кэлза сегодня отпустят за недостаточностью улик. Странно, я думала, он вырвется быстрее, и боялась его возвращения. Теплота Кэлза была обманчивой, и я знала, сейчас все изменится. Парень не простит мне. Я поверила Грейсону, а не ему. Он меня спас, а я оттолкнула.

И дело не только в Брил, но и в сером дурмане. Я не могла целоваться с человеком, который несколько месяцев назад по приколу или для того, чтобы целенаправленно подставить, опоил меня наркотиком, а потом во всеуслышание обвинил в том, что Брил погибла, так как я не пришла.

Думать обо всем этом было мучительно, а забыть невозможно. Это дело засосало меня, словно гиблое болото. И я понимала, что не смогу справиться с трясиной. Грейсон не виноват в смерти Брил. Стоило копнуть чуть глубже, и становилось ясно –