пытался, но, похоже, в себя так и не пришел. Бормотал что-то бессвязное и цеплялся за косяки. Наконец его удалось сгрузить на диванчик на первом этаже в просторной гостиной, которая примыкала к кухне. Они даже разделены были условно – массивной дубовой барной стойкой.

Кэлз развалился на диване и вырубился окончательно. Он повертелся немного, попытался натянуть на голову свитер, я сжалилась и притащила плед. Парень замотался в него, словно в кокон, и мирно засопел.

– Душка, и не скажешь, что первостатейный мерзавец… – пробормотала я себе под нос, разглядывая спящего гостя. Свезенная скула и огромные девичьи ресницы – сейчас Кэлз выглядел трогательно-беззащитным. Я усмехнулась и отправилась наверх к себе в комнату, но примерно на полдороге поняла, что бесполезно. Я все равно не усну.

Предательство Триона ранило, и сильно. Хотя… ведь он мне ничего не обещал и вряд ли даже задумался о том, что его стиль жизни для меня неприемлем. Он мне не врал, я ведь не задавала вопросов. Я спрашивала про наркоторговца у Кэлза, но не у Триона. Как забавно.

Я постаралась отогнать от себя неприятные мысли, развернулась и, спустившись к барной стойке, щедро плеснула себе коньяка. Подумала немного, взяла блокнот и остро наточенный карандаш и уселась на широкий подоконник. Подумать.

Коньяк имел терпкий, слишком резкий вкус, но зато согревал изнутри и разгонял тяжелые мысли, поэтому скоро я плеснула себе еще и достала из холодильника тонкими ломтиками порезанный сыр, лимон и кусочек горькой шоколадки.

Рисовать не хотелось, образы в голове не рождались, и на листе оставались лишь изломанные линии: гроза и только спустя десяток испорченных листов снова появилась знакомая крыша и падающая девушка. На сей раз в центре композиции находилась сумочка, принадлежащая Брил. Она словно бы падала на секунду позже. Девушка открыла рот в безмолвном крике и судорожно цеплялась за ремешок-цепочку, будто аксессуар от модного дизайнера мог вернуть ее обратно на крышу.

Я сделала глоток коньяка, повертела листок и так и этак, но так и не поняла, где именно кроется намек. На первый взгляд ничего нового на рисунке не было. Только слегка поменялась композиция, и это было неспроста, но пока я не могла понять, какую именно деталь упускаю.

Сыр имел остро-сладкий привкус, я его задумчиво жевала, запивала коньяком, который прокатывался по горлу теплым комком, и была полностью погружена в свои мысли. Поэтому, когда из комнаты раздался отчетливый смешок и язвительный голос уточнил: «Что, совершенно неоригинально запиваешь горе алкоголем?» – я едва не свалилась с подоконника. Кэлз не только быстро уснул, но и проснулся раньше, чем я рассчитывала, и застал врасплох. Я не очень хотела, чтобы он видел рисунки. Но убрать все равно не успевала.

– Ты уже проснулся? – поинтересовалась недовольно. – Тогда вали домой. Ты сегодня даже на транспорте и не в пижаме.

– А если я все еще слаб и не могу никуда идти? – поинтересовался парень и присел на подоконник у моих ног. Бесцеремонно забрал бокал коньяка и сделал долгий глоток. Я от подобной наглости оцепенела и даже не сразу сообразила, что можно выхватить бокал у него из рук.

– Совсем страх потерял! – возмущение вышло искренним и неподдельным.

– А ничего так! – одобрил Кэлз, цокнул языком и, поднявшись, поинтересовался: – Где ты, говоришь, он хранится?

– Я ничего не говорю! И вообще это мой коньяк, трофейный!

Но Кэлз уже не слушал, а деловито шарил по шкафчикам. Я хотела было соскочить с подоконника, но потом подумала, что глупо будет отбирать бутылку, до которой парень уже добрался. Он плеснул в бокал себе на два пальца янтарной жидкости и вернулся обратно.

– А ты в курсе, что запивать горе – это первый признак алкоголизма? – поинтересовался он, взъерошив и без того лохматые волосы. Челка падала на глаза, а сзади волосы торчали ежиком, словно иголки дикобраза.

– А кто тебе сказал, что у меня горе? Может быть, я просто расслабляюсь после тяжелого дня?

– Ну, это второй признак, – как ни в чем не бывало заметил парень. – А расслабляться нужно с помощью секса.

– Уж не свою ли кандидатуру предлагаешь? – зашипела я, моментально зверея. Хотя невольно скользнула взглядом по поджарой фигуре Кэлза, широкой груди и длинным ногам в кожаных штанах.

– Просто высказываю свою мысль. Но если ты настаиваешь… – Парень приблизился, но я тут же чувствительно лягнула его в бедро.

– Напиться – значит напиться, – без вопросов согласился он, потер ушибленное место и сделал большой глоток. Тут его взгляд упал на листок с рисунком. Кэлз замер с подрагивающим бокалом в руке.

– Так реалистично, – сдавленно произнес он. – Словно ты была там…

– Обвиняешь? – понимающе усмехнулась я. Хотя было грустно.