– По-очему-у-у?!

Девушка ткнулась мне в грудь и заревела. Громко. Всхлипывая, Ли непрестанно повторяла «Почему?», орошая мою рубаху слезами. Я гладил ее по голове и успокаивал:

– Ну вот. Поплачь. Тебе станет легче. Это лучше, чем убегать. Я здесь. Я рядом с тобой.

Девушка рыдала не переставая. Ли потянула меня вниз, и мы медленно опустились на землю. Я даже беспокоиться начал. Походило больше на истерику. Я чувствовал ее боль, тоску и непередаваемое отчаяние. Слишком сильные чувства. Мне они не понравились. Больше по душе, когда Ли смеется или когда у нее игривое настроение. Когда она смущается или притворно злится.

– Вам помочь чем? – растерянно спросила старушка.

– Нет, идите, – махнул я рукой.

Ли плакала так, будто хотела смыть слезами все то, что она пережила за свою жизнь. Все страдания и унижения.

– Бабушка Мата. Почему-у? Селин, почему-у со мно-ой?!

– Тихо. Я здесь рядом. Все будет хорошо.

Ли уткнулась мне в рубаху. Плечи девушки мелко вздрагивали. Постепенно всхлипывания утихали.

Старушка вышла к нам за калитку. В руках у нее была кружка воды и полотенце.

– Ну что же ты, доча? Сопли распустила. Смотри, уйдет ведь от тебя парень. Такого молодца отхватила.

Девушка повернулась и слабо улыбнулась. Утерев слезы, Ли взяла кружку и принялась жадно пить воду.

– Спасибо. Извините меня. Мы поедем.

Я помог Ли подняться. Мы распрощались с добронравной старушкой и залезли на лошадей.

– Тебе надо поесть.

– Хорошо, – покорно согласилась ведьма.

Мы сытно пообедали в одном заведении и продолжили путь дальше по Иглинтессу. Я благоразумно не стал задавать вопросов, хотя язык так и чесался. Девушка постепенно приходила в себя.

– В наш дом в центре не поедем. Не хочу. Там уже ничего не осталось от моих родителей.

– Как скажешь.

Мы повернули в северном направлении и вскоре выехали из Иглинтесса. Девушка уверенно двигалась к какому-то определенному месту. С тракта мы свернули на малоиспользуемую дорогу. За первым же поворотом показались круги Единого с крестом в центре. Точно такие же, как и в Тазаме. В Фон-Диеш я уже сполна насмотрелся на бессадорские кладбища.

– Я была тут всего один раз маленькой. Не помню уже ничего.

– Может, кого-нибудь спросим?

– Нет. Ищи могилы двадцатилетней давности.

– А-а… – начал спрашивать я.

– По бессадорскому исчислению это девятьсот тридцать шестой год.

– Ясно.

Мы оставили лошадей и побрели через кладбище. Несмотря на видимую хаотичность могил, надгробий и склепов, прослеживалась определенная закономерность. Близкие участки заполнялись могилами примерно одного года.

– Здесь тридцать шестой! – крикнул я ведьме, первым найдя нужное место.

– Постой. Я должна вспомнить сама.

Ли печально бродила средь надгробий и кругов Единого, пытаясь отыскать могилы родителей. Увидев что-то знакомое, девушка побежала в сторону черного склепа. Я пригляделся. Строение было из дерева темного цвета! Кто, интересно, делает склепы из дерева?

Ли убрала заросли какой-то вьющейся травы, и перед нами предстало имя погибшего с датой рождения и смерти на эльфийском и ниже на общем языке: Нэл Ван Ти Хосо.

Ведьма не успокоилась и стала дальше обрывать колючую траву и сорняки. Но других надписей на склепе не было.

– Нет. Ее нет!

Девушка стала лихорадочно бродить вокруг, счищая грязь со всех надгробий и крестов.

– Нет!

– Кого ты ищешь? Я помогу.

– Маму. Ивонна Ван Ти Хосо. Или Ивонна Ловентис.