продержалась так долго, – маршал усмехнулся. – Возможно, жизнь на ферме на тебя положительно повлияла, и ты стала хоть немного сдержаннее.
– Возможно, – Мийра рассмеялась и одним движением головы забросила волосы за спину.
– Когда на службу? Тут тебя дожидается такая куча дел, что мне самому страшно.
– Закончу здесь свои дела, потом медкомиссия, тесты… думаю, два-три месяца, не меньше, – Мийра пожала плечами. – Но мне ещё кое-что нужно. Чистый чип гражданина второй категории и оценщик из хорошей конторы, чтобы не возиться с продажей фермы. Всё через два месяца.
– Хм-м… – Шагет покачал головой. – Надеюсь, ты всё объяснишь мне по прибытии.
– И расскажу, и даже покажу, – Мийра снова рассмеялась и, дождавшись, когда маршал прервёт связь, встала из кресла.
Шагет никогда не откладывал дела на завтра, а значит, у неё совсем немного времени, чтобы переделать кучу дел.
И уже вечером Виктор оказался в крепких ручках Мийры.
– …Сиди свободнее! Нет, не расслабляясь перед броском, а свободно и расхлябанно, – Мийра толкнула его в плечо и прошипела: – Великий Океан! Слушай, сколько времени ты служил в спецвойсках, что ждёшь нападения даже за семейным ужином?
– Двадцать семь лет, – ответил Виктор на автомате, и только потом сообразил, ЧТО он сейчас сказал.
Но женщина отреагировала вовсе не так, как он мог ожидать. Она удивлённо уставилась на пограничника и выдохнула:
– Великий Океан! И как это меньше чем за тридцать лет ухитрились так вбить боевые рефлексы? Если бы ты служил в моей… – тут она чуть запнулась, но закончила твёрдо: – Если бы ты служил под моей командой, я могла бы поклясться, что ты тянешь лямку лет пятьдесят как минимум!
Настала очередь удивляться Афанасьеву. Мийра выглядела лет на тридцать, так сколько же ей на самом деле?!
Он изо всех сил постарался сесть так, как требовала красавица, и сообщил в пространство:
– Ну, я же воевал. А у нас, знаешь ли, год войны за три считают.
Но Мийра лишь кивнула:
– Ага, значит, я служу уже сто семь лет. Считая боевые действия… – и прорычала командирским тоном: – Откинься на спинку стула! От тебя же так и разит казармой и перегретым металлом ствола!..
Следующий день прошёл в тренажёрной. Мийра выудила откуда-то небольшой, размером с полкарандаша, цилиндрик и сообщила:
– Это – программы боевого тренажёра. Сейчас посмотрим, чему вас учили. И чему выучили.
С этими словами она вставила цилиндрик в стойку и вдруг потёрла грудь.
– Болит, – пожаловалась она. – Не мешало бы тебе поосторожнее пользоваться языком и зубами… Ну, и долго ты намерен прохлаждаться?! – рявкнула она с интонациями бывалого сержанта. – Бегом! Шевелись, салажонок!
Афанасьев стиснул зубы: «Это ещё большой вопрос, кто из нас двоих – салажонок?!».
А через несколько секунд тренажёрный зал перед его глазами привычно померк…
– …Бужда справа!
Что это за «бужда», Виктор выяснять не стал, а привычно перекатился в сторону и дал длинную очередь из того, что оказалось у него в руках. Там, куда он целил, встал частокол разрывов, грохот упруго толкнулся в уши. И тут же совсем рядом с его головой что-то противно цвиркнуло. «Осколок? Очень похоже…»
Пограничник на полусогнутых метнулся вперёд, меняя позицию, и плюхнулся в заранее облюбованную ложбинку. Снова выставил ствол своего оружия и выстрелил.
Над головой пролетел какой-то аппарат, отдалённо похожий на винтокрылый дрон, подсвеченный алым ореолом, поэтому он без зазрения совести двумя выстрелами сжёг летучее безобразие, прокомментировав на всякий случай:
– Внимание! Вражеские беспилотники!
В наушнике грохотнуло: «Есть, принято!», а Виктор уже бежал прочь от удобной ложбинки. Чёрт его знает, что там вражеский оператор успел засечь?
…Он долго стрелял, уворачивался, прыгал, бежал, снова стрелял, но, наконец, добрался до цели. Что это было –
