проклятой дороги поворачивать назад и бежать без оглядки!
– Я буду называть тебя Саги, теперь это твоё имя.
– Нет, – он мотнул головой, и волосы резко качнулись.
А я устала, просто устала. Кошмарная ночь с зомби, а теперь новые проблемы, новый дом, новые отношения… Дыхание перехватило: вдруг здесь ко мне будут относиться как в институте, с тем же небрежением? Я и не понимала, что это настолько… задевает. Всегда казалось, образ простоватой девушки из народа – отличная маскировка. Но стоило вкусить толику уважения, и всё – слепящий ужас перед возможностью опять стать никем.
С Саги я снова чувствовала себя ничтожеством. Это пугало до дрожи. Выводило из себя.
Усилием воли я пыталась остановить вливавшийся в сердце холод, но он душил, выплёскивался на щёки слезами. Я резко ударила стену. Разряд боли прошил ладонь и взметнулся искрами до самого локтя.
Саги полуобернулся, но я не видела его лица за пеленой слёз.
– Что случилось? – Голос Саги звучал мягко.
– Почему ты не подчиняешься? – Меня начинало трясти.
– Это очевидно: у тебя нет управляющей печати.
Я сглотнула. С трудом выдавила:
– Обязательно меня унижать, да? – и, крутанувшись на каблуках, поспешила внутрь.
Проскочив коридор, я вылетела на кухню и врезалась в стол. Тарелка дёрнулась. Тяжело дыша, я опиралась на столешницу.
Какой идиот додумался вложить в гомункула столько своеволия? Зачем? Он же слишком похож на человека. Или?
– Ешь.
Я подскочила.
– За тобой заедут через полчаса, – Саги прошёл к печи. – С гнездом клещей ждать больше нельзя, – он положил ладонь с чёрными ногтями на выступ печи, внимательно посмотрел на меня. – Гауэйн с ним затянул, вы должны были вчера с этим разобраться, но я выторговал день. Сегодня работу надо сделать. Понимаешь?
Злость немного отпустила.
Понимала ли я, что клещей надо уничтожать как можно скорее, пока они не разделили гнездо? Да. Я кивнула. Саги прищурился:
– И не обольщайся, постельные игры с бургомистром не освобождают тебя от службы.
Кровь прихлынула к лицу, я вскинула голову:
– Я ему отказала.
Если можно назвать отказом мои слабые трепыхания. Сердце стучало часто-часто.
Приподняв брови, Саги хмыкнул:
– Ума хватило, надо же.
Он пристально оглядел меня с головы до ног, и меня всю потянуло похвастаться своей неприступностью, но в данных обстоятельствах она, увы, доказывала лишь мою несусветную глупость, и я закусила губу.
– Ешь, – Саги кивнул на тарелку и направился к коридору во двор. – К тебе приставили стражника, он заедет через полчаса, заодно проследит, чтобы ты не потерялась в полях.
– А где мой жезл? – спросила я уже в спину.
– В твоей комнате, – Саги остановился на пороге. – В сумке у двери. Там же рабочий костюм. За починку сапог отдал из казённых денег.
Он пошёл дальше, а я… невольно поёжилась. Было в Саги что-то… раздражающее, помимо скверного характера. Да и смешон сам факт, что я считаю, будто у гомункула может быть характер, хотя папа всегда просил относиться к ним по-человечески. Вздохнув, я уселась на скамью.
Пусть бракованный, но готовил Саги отменно – мясо таяло во рту. Кажется, моя фигура в опасности.
Костюм ярко выделялся на бежевом покрывале узкой постели. Сердце затрепетало, я коснулась фиолетовой блузы с глупым предчувствием, что она растает, точно во сне, но плотная ткань надёжно лежала под пальцами. Провела по жёлтой ведьминской оторочке выреза, погладила корсаж с вшитыми костяными пластинами, штаны, фиолетовый плащ с чёрной пелериной. Проверила застёжки на наручах и, присев, оглядела высокие, выше колена, сапоги.
И ничего не могла поделать с улыбкой.